Ницше понимающе кивал головой, слушаяповествованиеБрейера, и делал пометки в своем блокноте. «Как вы знаете, и мне знакомы такиеночи. Прошлой ночью после одного лишь грамма хлорала я проспал пять часовподряд — но такоебывает редко. Как и вы, во сне я давлюсь ночными страхами. Как и вы, ячасто задавался вопросом, почему страхи правят по ночам. После двадцати летразмышлений на эту тему я пришел к выводу, что не ночь порождает страхи;скорее, они, как звезды, есть всегда, но сияние дня скрывает их извида.
А сны, — продолжил Ницше, поднявшись скровати и проследовав за Брейером к стульям у камина, — сны — это восхитительная тайна,которая молит нас разгадать ее. Я завидую вам: вы можете видеть сны. У меняпочти никогда не получается запомнить свои сны. Я не могу согласиться сошвейцарским врачом, который посоветовал мне не тратить время наразмышления о снах, так как они представляют собой не что иное, как случайноесочетание отходов информации, ночные экскременты мозга. Он утверждал, что мозгочищается каждые двадцать четыре часа, испражняясь избытком дневных мыслей в сны!»
Ницше замолчал, читая свои записиотносительно снов Брейера: «Ваш кошмар исключительно загадочен, но я могуутверждать, что два остальных сна родились под влиянием нашего вчерашнегоразговора. Вы говорите, что беспокоились о своей излишней откровенности—и вам снится сон об открытойкомнате без стен. А второй сон — кран, слизь и насекомые, — разве не перекликается он с вашей боязньютого, что вы слишком многое извлекли на свет божий из темноты»
«Да, странно было наблюдать за тем, какмысль эта все сильнее и сильнее завладевала мной на протяжении этой ночи. Ябоялся, что обидел вас, шокировал вас или вызвал отвращение. Меня волновало,что вы теперь думаетеобо мне».
«Разве я не предсказал такую вашу реакцию— Ницше сидел на стуле напротивБрейера, положив ногу на ногу и постукивая для особой выразительностикарандашом поблокноту. — Я как разбоялся, что вы начнете беспокоиться о моих чувствах, и именно поэтому янастаивал, чтобы выне рассказывали мне больше, чем необходимо для того, чтобы я смог понять, в чем дело. Я стараюсьпомочь вам тянуться вверх, расти, а не заставляю вас слабеть, рассказываямне о своих неудачах».
«Но, профессор Ницше, именно здесь мы свами полностьюрасходимся в мнениях. Мы же с вами уже спорили об этом на прошлой неделе.Давайте на этот раз попробуем прийти к мирному соглашению. Я помню, как вы говорили отом, что все отношения должны рассматриваться через призму власти, ятакже читал об этом в ваших книгах. Так вот, я так не считаю. Я не соревнуюсь свами, я совершенно не заинтересован в вашем поражении. Мне только нужна ваша помощь,чтобы вернуть себе контроль над своей жизнью. Мне кажется, что баланс силы в наших отношениях— проигравший,победитель— не имеет ровнымсчетом никакого значения».
«Тогда почему, доктор Брейер, вы стыдитесьтого, что проявили передо мной слабость»
«Не потому, что проиграл вам какое-тосостязание! Кому это надо У меня есть лишь одна причина для плохого настроения: я ценю вашемнение о себе и боюсь, что после вчерашних грязных откровенностей я сильно упалв ваших глазах. Посмотрите в ваш список, — Брейер показал на блокнот Ницше.— Помните, там былпункт о ненависти к себе, кажется, под номером три. Я никому не показываю своеистинное «я», потому что я слишком жалок. Я люблю себя еще меньше, потому что яоторван от людей. Если мне когда-нибудь удастся вырваться из этого порочного круга,я, должно быть, смогу быть откровенным с другими людьми!»
«Может быть, и так, но посмотрите сюда,— Ницше указал напункт 10 в своем списке. — Здесь вы говорите о том, что вас слишком заботит, что думают овас ваши коллеги. Я знаю многих людей, которые не любят себя и пытаютсяпоправить положение, добиваясь хорошего к себе отношения окружающих. Добившись этого, онисами начинают хорошок себе относиться. Но этоне решает проблему,это подчинение авторитету другого. Вы должны принять себя — а не искать пути для достижениямоегопризнания».
У Брейера голова пошла кругом. Он быстросоображал, отличалсяпроницательностью и не привык к тому, чтобы его мнение постоянно оспаривали. Ноон прекрасноосознавал нецелесообразность ведения рациональных дискуссий с Ницше; онникогда не мог переспорить его или убедить его в чем-то, что противоречило егомнению. Брейер пришел к выводу, что импульсивное, иррациональное поведение— оптимальныйвариант в этойситуации
«Нет, нет, нет! Поверьте мне, профессорНицше, может, это иправда, но на меня это не подействует! Я знаю только то, что нуждаюсь в вашемпризнании. Вы правы: следует стремиться к независимости от мненияокружающих, но путь кдостижению этой цели — я говорю не о вас, а о себе— лежит черезосознание того, что я не выхожу за рамки приличий. Мне необходимо, чтобы я мог рассказатьвсе о себе другому человекуи понять, что и я тоже... просто человек».
Задумавшись на мгновение, он добавил:«Человеческое,слишком человеческое».
Услышав название своей книги, Ницшерасплылся в улыбке: «Туше, доктор Брейер! Как можно спорить с этой удачнойфразой Теперь я могу понять ваши чувства, но по-прежнему мне не ясно,какое отношение они имеют к нашей процедуре»
Здесь Брейер осторожно выбирал слова. «Ятоже не понимаю. Но я знаю, что я должен научиться расслабляться. Мне ненравится постоянно думать о том, что мне нужно тщательно выбирать, что рассказывать вам, а что нет. Ярасскажу вам один случай из реальной жизни, который может иметь отношение кнашей проблеме. Я разговаривал со своим шурином Максом. Я никогда не был особенноблизок с Максом, потому что считал его психологически невосприимчивым. Но мои отношенияс женой испортились настолько, что мне было необходимо поговорить об этом скем-нибудь. Я пытался завести об этом разговор с Максом, но мне было настолькостыдно, что я понял —мне трудно продолжатьэтот разговор. Тогда Макс, чего я, признаться, от него не ожидал, рассказал мнео своих проблемах такого же характера. Эта его откровенность каким-то образом развязала мне руки, и мы сним впервые за все время нашего знакомства смогли поговорить на личные темы. Мне это такпомогло!»
«Когда вы говорите о том, что вам этопомогло, —немедленно встрялНицше, — значит лиэто, что ваше отчаяние ушло Или улучшились ваши отношения с женой Или ваш разговор возымелнемедленное очищающеедействие»
Ах! Брейер понял, что попался. Если онскажет, что ему действительно помог разговор с Максом, Ницше спросит, зачем жеему нужен его совет. Осторожнее, осторожнее.
«Я не знаю, что я хотел этим сказать. Язнаю только то, что мне стало лучше. Что той ночью я не лежал без сна,съеживаясь от стыда. И с тех пор мне кажется, что я стал более открытым, чтотеперь я готов к изучению себя».
Нет, не то, подумал Брейер. Может, простопрямая просьба будет более уместна
«Я уверен, профессор Ницше, что мне будетлегче честно рассказывать о себе, если у меня будет уверенность в том, что вы примете меня. Когдая говорю о своейлюбви-одержимости или ревности, мне будет легче, если я буду знать, что и вамзнакомы эти чувства. Я, например, могу предположить, что вы считаете секс неприятным, а моя чрезмернаяозабоченность сексом вызывает у вас глубокое неодобрение. Это действительно мешает мнеоткровенно рассказывать об этих моих гранях».
Повисла долгая пауза. Ницше, погрузившисьв размышления,смотрел в потолок. Брейер ждал, ведь он так хорошо умел нагнетать напряжение.Он наделся, что Ницше наконец был близок к тому, чтобы рассказать что-нибудь осебе.
«Может, — отозвался наконец Ницше,— янедостаточно хорошообъяснил свою позицию. Скажите, вы уже получили заказанные вами книги от моегоиздателя»
«Пока нет. А почему вы спрашиваете Таместь моменты,относящиеся к нашей сегодняшней дискуссии»
«Да, особенно в «Веселой науке». Там я пишу, чтосексуальные отношениярешительно ничем не отличаются от всех остальных разновидностей отношений и чтоони тоже связаны с борьбой за власть. Похоть, сексуальное желание есть по сутисвоей не что иное, как желание абсолютной власти над душой и телом другого человека».
«Звучит не особенно искренне. По крайнеймере, для меня!»
«Да, да! — настаивал Ницше. — Загляните глубже, и вы увидите,что страсть — этожелание доминировать над всеми вокруг. «Любящий» — не тот, кто любит, но тот, кто стремится к единоличному обладаниюобъектом своей любви. Он мечтает о том, чтобы лишить весь мир некоегодрагоценного товара. Он такой же подлый скупец, что и дракон, стерегущий своезолото! Он не любит мир; наоборот, все остальные живые существа емусовершеннобезразличны. Разве вы сами не говорили об этом Вот почему вам было такприятно, когда... Забыл, как ее зовут... Эта калека»
«Берта, и она не кале...»
«Да, да, вам было так приятно, когда Бертасказала, что вы всегда будете единственным мужчиной в ее жизни!»
«Но вы говорите о сексе, забывая про самсекс! Я чувствуюсексуальное желание в гениталиях, а не в некой абстрактной психической областивласти!»
«Нет, — возразил Ницше. — Я просто называю вещи своимиименами! Я не возражаю против того, чтобы человек занимался сексом, когда этоему нужно. Но я ненавижу человека, который униженно просит об этом, который сдаетсяво власть женщины-раздатчицы — хитройженщины, которая свою слабость и его силу обращает в свою силу».
«О, как вы можете отрицать эротику вчистом виде Вы отрицаете импульс, биологическое желание, заложенное в нас, которое делаетвозможным продолжение рода! Чувственность — часть нашей жизни, нашейприроды».
«Часть, но не высшая часть! Поистине, смертельный врагвысшей части. Вот, послушайте, что я написал сегодня рано утром».
Ницше надел свои очки с толстыми стеклами,потянулся к столу,взял оттуда потрепанную тетрадь и пролистал покрытые неразборчивымикаракулями страницы.Он остановился на последней странице и, почти уткнувшись в нее носом, прочитал:«Чувственность —сука, кусающая нас за пятки! А как хорошо эта сука умеет выпрашивать кусочек души, не получивкусочек плоти!»
Он закрыл тетрадь. «То есть проблемане в самом сексе, а в том,что он вытесняет собой что-то еще — что-то более полезное, несравненно более ценное! Страсть,возбуждение, сладострастие — вот истинные поработители. Толпа всю свою жизнь жрет, как свинья, из корытапохоти».
«Корыто похоти! — повторил Брейер, пораженныйгорячностью Ницше. —Эта тема вызывает у вас сильные эмоции. В вашем голосе я слышу больше страсти,чем когда бы то ни было!»
«Для того чтобы справиться со страстью,требуется сильная страсть! Слишком много людей полегло на колесе меньшей страсти».
«А ваш опыт в этом — выведывал Брейер. — Приходилось ли вам сталкиваться снеудачами, которые и привели вас к этим выводам»
«Вы ранее упомянули примитивный инстинктпродолжения рода— позвольте задатьвам один вопрос. —Ницше трижды потряс пальцем в воздухе. — Разве не должны мы, прежде чемпроизводить на свет себе подобных, стать творцами, позаботиться о собственном становлении. Наша обязанность переджизнью состоит в том, чтобы создавать высших, а не воспроизводитьнизших. Ничто недолжно препятствовать развитию героя внутри тебя. А если на пути встает похоть,с ней необходиморасправиться».
«Вернись с небес на землю, — приказал себе Брейер. — Йозеф, ты практически неспособен контролировать эти дискуссии. Ницше просто игнорирует вопросы, на которые нехочет отвечать».
«Знаете ли, профессор Ницше, умом я могусогласиться с большейчастью ваших утверждений, но наше общение идет на слишком уж абстрактном уровне. Оно недостаточносубъективно, чтобы быть мнеполезным. Может, я слишком привязан к практике, но вся моя профессиональная деятельностьпостроена на выяснении жалобы, постановке диагноза и последующей работе с этойжалобой с применением соответствующих лекарств».
Он наклонился вперед, чтобы заглянутьНицше в глаза. «Таквот, я знаю, что мое заболевание не может быть вылечено такими прагматическимиметодами, но мы с вами слишком уж уходим в противоположную крайность. Я не могу найти никакогоприменения вашим словам. Вы говорите, что я должен перебороть своюпохоть, мелочныестрастишки. Вы советуете мне питать высшие аспекты своего Я, — но вы не говорите мне, какперебороть, как питать героя в себе. Это великолепные поэтические конструкты,но для меня сейчас это просто пустые слова».
Ницше, которого явно не впечатлила мольбаБрейера, ответил ему, словно нетерпеливому школьнику: «В свое время я научувас, как бороться с похотью. Вы хотите летать, но вы не можете просто таквзять и полететь. Я сначала должен научить вас ходить, а первое, что вы должны усвоить,чтобы научиться ходить, — это понять, что тем, кто не подчиняется себе, управляют другие».— С этими словамиНицше вытащил свой гребешок и принялся расчесывать усы.
«Легче подчиняться, чем управлять собой Иопять, профессор Ницше, почему бы вам не обращаться ко мне лично Я улавливаюсмысл ваших высказываний, но обращаетесь ли вы ко мне Как я могу использовать услышанное Простите меня за мойпрагматизм. Но именно сейчас все мои желания носят исключительнопрактическийхарактер. Мне не нужно много: только спать без кошмаров после трех утра,получить некоторое облегчение от прекордиального давления. Вот где гнездится мой Angst,прямо здесь...» — Онпостучал по середине грудной кости.
«Что мне нужно прямо сейчас, так это неабстрактныепоэтические фразы, —продолжал он, — ночто-то более человечное, непосредственное. Мне необходима персональнаявовлеченность: можете ли вы поделиться со мной, как это было с вами Любили ливы или же былиодержимы, как и я Как вы справились с этим Как победили это Как долго этопродолжалось»
«Я планировал обсудить с вами сегодня ещеодин вопрос,— сказал Ницше,откладывая гребень и снова не обращая ни малейшего внимания на вопросы Брейера.— У нас еще осталосьвремя»
