По Кельмаркт они дошли до оживленногопроезда Грабен и разошлись каждый в свою сторону. Фрейд повернул на Наглергассе и отправилсяв больницу, а Брейерпо Стефансплатцу пошел к Бекерштрассе, 7, что было как раз позади сверкающихбашен романской церкви Святого Стефана. После разговора с Фрейдом ончувствовал себя болееуверенно перед утренней встречей с Ницше. Тем не менее его мучило туманноетревожное предчувствие, словно все его тщательные приготовления — это только иллюзия, что во времяэтой встречи именно приготовления Ницше, а не его собственные, будут правитьбал.
Глава 14
НИЦШЕ И В САМОМ ДЕЛЕ ПОДГОТОВИЛСЯ. Наследующее утро, как только Брейер закончил осмотр, Ницше взял дело в своируки.
«Видите, — сказал он Брейеру, демонстрируяему огромныйновенький блокнот, —какой я организованный человек! Герр Кауфман, медбрат, оказал мне вчерауслугу, согласившисьприобрести его для меня. — Он встал с постели. — Я также попросил принести сюда еще один стул. Давайте присядем иначнем работу».
Брейер, буквально потерявший дар речи оттакого захвата властисо стороны своего пациента, последовал его предложению и сел рядом с Ницше.Стулья стояли у камина, в котором мерцало оранжевое зарево. Понежившись в тепле, Брейер развернулсвой стул так, чтобы он мог лучше видеть Ницше, и предложил ему последоватьсвоему примеру.
«Итак, начнем, ~ произнес Ницше.— Начнем сопределения основныхкатегорий анализа. Я составил список проблем, о которых вы говорили вчера, когда обратились ко мне за помощью». Открывблокнот, Ницше продемонстрировал Брейеру выписанные на отдельную страницу егожалобы и зачитал их: «Во-первых, общая неудовлетворенность жизнью. Во-вторых,погруженность вчужеродные мысли. В-третьих, ненависть к себе. В-четвертых, страх передстарением. В-пятых, страх смерти. В-шестых, суицидальные порывы. Этовсе»
Формальный тон Ницше застал Брейераврасплох: ему не понравилось, что самые его сокровенные мысли были облечены вформу списка и описаны в клиническом тоне. Но он тотчас же откликнулся,показывая свою готовность к сотрудничеству: «Не совсем. Еще у менясерьезные проблемы сженой. Я чувствую неизмеримую пропасть между нами: мой брак и моя жизнь,которые я не выбирал, — я словно попал в ловушку».
«Вы считаете это одной дополнительнойпроблемой Или их две»
«Это зависит от ваших критериевделения».
«Да, с этим не все гладко, к тому жепроблемы относятся кразным логическим уровням. Некоторые из них могут быть причиной или жеследствием других. —Ницше просмотрел своизаписи. — Например,«неудовлетворенностьжизнью» может быть следствием «чужеродных мыслей». Или «суицидальные порывы»могут быть как причиной, так и следствием страха смерти».
Брейер ощущал все нарастающий дискомфорт.Ему не нравилось, какой оборот принимает их диалог.
«Зачем нам вообще понадобилось составлятьэтот список Мне чем-то не нравится сама идея его составления».
Ницше казался озабоченным. Его уверенностьвисела на волоске. Малейшее возражение со стороны Брейера — и все его поведение полностьюизменилось. Он ответил примирительным тоном:
«Мне показалось, что мы будем двигатьсявперед болееорганизованно, если построим некую иерархию проблем. На самом деле, если честно,я не уверен, с чего стоит начинать: с самых фундаментальных проблем, скажем со страха смерти, или сменее фундаментальных,более вторичных, чтоли, например с погруженности в чужеродные мысли. Или нам лучше начать с неотложных в клиническом плане проблем,проблем, опасных для жизни,например с суицидальных порывов. Или же с проблем, причиняющих наибольшее беспокойство, то есть с тех,которые мешают вам в повседневной жизни, скажем с ненависти ксебе».
Брейер чувствовал себя все более неуютно:«Я не совсем уверен,что это хороший подход».
«Но я взял за основу ваш собственныйврачебный метод, —ответил Ницше. — Еслимне не изменяет память, вы попросили меня рассказать о моем здоровье в общих чертах.Вы составили список моих жалоб, а затем начали систематизированно — помнится, в высшей мересистематизированно —рассматривать каждую из них по очереди».
«Да, именно так я провожу медицинскоеобследование».
«Тогда, доктор, почему же вы сейчасвозражаете противэтого подхода Можете ли вы предложить альтернативный вариант»
Брейер покачал головой: «Когда вы этоформулируете таким образом, я начинаю склоняться к тому, что предложенная вами процедура имеетправо на жизнь. Дело только в том, что как-то натянуто, неестественноговорить о самых моихсокровенных чувствах казенным языком категорий. Для меня все эти проблемы неразрывно связаны друг сдругом. А еще от вашего списка прямо-таки веет холодом. Это же деликатные,тонкие материи— об этом не таклегко говорить, как о боли в спине или кожной сыпи».
«Не путайте неловкость с равнодушием,доктор Брейер.Запомните, я одиночка, я уже вас предупреждал. Я не привык к теплому инепринужденному общению, — закрывблокнот, Ницше уставился в окно. — Давайте попробуем пойти другим путем. Помните, вы вчера сказали, что разрабатывать этупроцедуру должны мы вместе. Скажите, доктор Брейер, был ли в вашей практике подобный опыт, от которого мы моглибы отталкиваться»
«Подобные случаи Хм-м... В медицинскойпрактике ранее не было прецедента, подобного тому, что делаем мы с вами. Я дажене знаю, как это можно назвать, может, терапия отчаяния, или, скажем, философская терапия, или же будет придуманокакое-то другое название. Терапевтам действительно приходится заниматьсялечением определенныхтипов психологических расстройств, например тех, которые имеют физиологическуюприроду: бред на почве воспаления мозга, паранойя на почве поражения мозгасифилисом или психоз, вызванный отравлением свинцом. Мы также работаем с пациентами, психологическоесостояние которых пагубно влияет на их здоровье или представляет угрозу дляжизни —например, остраярегрессивная меланхолия или мания». «Опасно для жизни Что вы имеете в виду»«Меланхолики морят себя голодом, могут покончить жизнь самоубийством. Маниимогут заставить человека довести себя до полного истощения».
Ответа не последовало. Ницше молча смотрелна огонь. «Но это все, разумеется, — продолжал Брейер, — не имеет никакого отношения кмоей ситуации, и терапевтические методы, применяемые при работе с этими состояниями, неотносятся ни к философским, ни к психологическим, но к физиологическим,например электростимуляция, ванны, медикаментозные средства, принудительныйотдых и все в таком духе. В некоторых случаях, работая с пациентами, которыхмучают иррациональныестрахи, мы должны создать психологический метод, с помощью которого мы сможемуспокоить его. Недавно меня вызвали к пожилой женщине, которая боялась выходить на улицу,— она месяцами непокидала свою комнату. Я говорил с ней, был с ней добр, и в итоге она началадоверять мне. Затем, каждый раз, когда я приезжал к ней, я брал ее за руку,чтобы она чувствовала себя в большей безопасности, и выводил ее чуть подальше из еекомнаты. Но это самая настоящая обдуманная импровизация, словно учишь ребенка.Здесь можно обойтисьи без терапевта».
«Я не понимаю, какое это имеет отношение кнашей задаче, —сказал Ницше. — Естьчто-нибудь более приближенное»
«Ну, разумеется, есть и пациенты, которыеобращаются ктерапевту с физиологическими симптомами, например с параличом, дефектамиречи, различными формами слепоты и глухоты, причиной которых является психологическийконфликт. Мы называем это состояние «истерией»— от греческогоhisteron, «матка».
Ницше быстро кивнул, показывая, чтопереводить слово с греческого было не обязательно. Вспомнив, что он былпрофессором филологии, Брейер поспешил продолжить: «Мы думали, что причинойэтих симптомов была блуждающая матка, хотя, конечно, с точки зрения анатомииэта идея не имеет права на жизнь».
«А как объясняется появление этогозаболевания у мужчин»
«По пока не понятным нам причинам этозаболеваниевстречается исключительно среди женщин, до сих пор не было зафиксировано ниодного случая этого заболевания у мужчин. Мне всегда казалось, что истерия должнапредставлять особый интерес для философов. Возможно, не врачи, а именно онисмогут объяснить, почему симптомы истерии не соответствуют анатомическим законам».
«Что вы имеете в виду»
Брейер заметно расслабился. Объяснятьмедицинские тонкостивнимательному студенту было для него привычным и приятным делом.
«Ну, возьмем, например, такой случай. Уменя были пациентки, руки которых теряли чувствительность таким образом, что это не могло бытьследствием нарушенияфункций нервных окончаний. У них была «перчаточная анестезия»,чувствительность заканчивалась у запястий, словно на них был наложен анестезирующийжгут».
«И это противоречит законам нервнойсистемы» — уточнилНицше.
«Именно. Нервы руки так себя не ведут: тринерва в руке —лучевой, локтевой и срединный, — каждый из них отходит от своего участка в мозге. Получается так,что половина пальца обеспечивается одним нервом, а вторая половина — другим. Но пациентка об этом незнает. Будто бы пациентка думает, что вся рука зависит от одного и того женерва, «нерва руки», и в итоге у нее развивается расстройство в соответствии сэтими ее представлениями».
«Удивительно! — Ницше открыл свой блокнот изаписал несколькослов. — А что, еслиэта женщина, у которой начнется истерия, окажется специалистом по анатомии. Примет ли ее болезнь вернуюс точки зрения анатомии форму»
«Уверен, что именно так и будет. Истерияпорождает надуманные нарушения, а не анатомические. Получены обширныедоказательства тому, что она не связана с анатомическими повреждениями нервов.Бывает, что пациенткувводят в гипнотический транс и симптомы исчезают за считаныемгновения».
«То есть сейчас для лечения истериииспользуется гипноз»
«Нет! К сожалению, гипноз фактически неиспользуется вмедицинской практике, по крайней мере в Вене. У него плохая репутация, яполагаю, преимущественно по той простой причине, что первые гипнотизеры былишарлатанами без медицинского образования. Помимо этого гипноз приносит лишьвременное облегчение. Но сам тот факт, что в данном случае он действует, хотя инедолго, служит доказательством психической природы заболевания».
«А вам самому приходилось работать стакими пациентами»— полюбопытствовалНицше.
«С несколькими. С одной из них я занималсядовольно активно; ярасскажу вам о ней. Не потому, что я рекомендовал бы вам применить этотметод при работе со мной, но потому, что с этого начнется проработкасоставленного вамисписка — пунктвторой, кажется».
Ницше открыл блокнот и зачитал:«Погруженность в чужеродные мысли» Не понимаю. Почему чужеродные И какое этоимеет отношение к истерии»
«Я объясню. Во-первых, я называю эти мысли«чужеродными» потому,что мне кажется, что они вторгаются в мой мозг извне. Я не хочу думать об этом,но когда я отгоняю их от себя, они исчезают лишь ненадолго, а затем сноваковарно пробираются в мой мозг. Что это за мысли Это мысли о красивой женщине— тойпациентке, которую ялечил от истерии. Хотите, я начну с самого начала и расскажу вам этуисторию»
Ницше никогда не был любопытным, так чтовопрос Брейера поставил его в неловкое положение: «Я предлагаю вам взять за правилоследующее: вы можете рассказывать мне ровно столько, чтобы я мог понять суть проблемы. Я не призываю вас ставитьсебя в затруднительное положение или унижаться — ничего хорошего из этого невыйдет».
Ницше был скрытным человеком. Брейер зналоб этом. Но он не думал, что Ницше захочет, чтобы и он скрытничал с ним. Брейерпонял, что ему следует стоять на своем: раскрываться насколько возможно полно.Только тогда, думал он, Ницше поймет, что нет ничего страшного в откровенностии честности в отношениях между людьми.
«Может, вы и правы, но мне кажется, чточем больше я смогу рассказать вам о самых своих сокровенных чувствах, тем большее облегчение этомне принесет».
Ницше напрягся, но кивком пригласилБрейера продолжать.
«История эта началась два года назад,когда одна моя пациентка попросила меня взяться за лечение ее дочери, которуюя, чтобы не раскрывать ее настоящее имя, буду называть Анна О.».
«Но вы объясняли мне свой метод созданияпсевдонимов, так чтоее инициалы, судя по всему, Б.П.».
Брейер улыбнулся: «Он похож на Зига— ничего незабывает», — ипродолжил подробный рассказ о болезни Берты: «Вам также нужно знать, что АннеО. двадцать один год, она умна, безумно красива, получила хорошее образование.Глоток — нет,тайфун! —свежего воздуха для стремительно стареющего сорокаоднолетнего мужчины! Знаком ли вам такой типженщин»
Ницше оставил этот вопрос без ответа: «Ивы стали ее терапевтом»
«Да, я согласился лечить ее—и никогда не обманывал доверия. Все грехи, которыепрозвучат в моей исповеди, —это скорее мысли и фантазии, а не реальные поступки. Я, пожалуй, начну спсихологического аспекта терапии.
Во время наших дневных встреч онаавтоматически входила в легкий транс, в котором обсуждала со мной — или, как она говорила,«высвобождала» — всеволнующие события имысли прошедших двадцати четырех часов. Этот процесс, который она называла «чисткой дымоходов», позволял ей чувствоватьсебя лучше в течение следующих двадцати четырех часов, но не сказывался наистерических симптомах. А потом однажды я напал на действительно эффективный терапевтическийметод».
И Брейер рассказал, как он не толькоустранил каждый изсимптомов, отслеживая момент первого их появления, но и в конце концов каждыйаспект ее заболевания, помогая ей обнаружить и заново пережить его основную причину — ужас, вызванный смертьюотца.
