Через мгновение Фрейд уже стоял перед нимв пальто. Емунравился самый лучший кондитерский магазин Вены, но он не мог позволить себепосещать его иначе как в качестве чьего-нибудь гостя. Десять минут спустя ониуселись за столик в тихом углу. Брейер заказал два кофе, шоколадный торт длясебя и лимонный торт со Schlag для Фрейда, который расправился с ним такбыстро, что Брейерзаставил своего молодого друга выбрать еще один с трехэтажной серебрянойтележки со сладостями. Когда Фрейд закончил с mille-feuille с шоколадным кремом, мужчины закурили посигаре. Брейер подробно описал все, что произошло с герром Мюллером со времени ихпоследней встречи: несогласие профессора на психологическую терапию, егонегодование и уход, полуночный приступ мигрени, ночной визитнезнакомца к немудомой, передозировку и специфическое состояние сознания, тоненький жалобныйголос, молящий о помощи, и, наконец, удивительную сделку, которую они заключилив кабинете Брейера этим утром.
Фрейд не сводил глаз с Брейера, пока тотрассказывал своюисторию. Брейер знал этот взгляд — взгляд «вспомнить все»: Фрейд не только наблюдал и отмечал всеувиденное, но и фиксировал каждое слово; полгода спустя он сможет фактическислово в слово воспроизвести их разговор. Но поведение Фрейда резко изменилось, когда Брейер рассказал ему освоем последнем предложении.
«Йозеф, ты предложил ему ЧТО Ты собираешься лечить этого герра Мюллера отмигрени, а он будет лечить тебя ототчаяния Ты это серьезно Что этозначит»
«Зиг, поверь мне, это единственный способ.Если бы я попробовал сделать что-нибудь еще —пфф! Он бы уже ехал вБазель. Помнишь, какую замечательную стратегию мы разработали Когдасобирались убедить его исследовать и ослабить стресс в его жизни Он в мгновение камня накамне не оставил от нашей задумки, начав буквально превозносить стресс донебес. Он пел ему рапсодии. Все, что не убивает его, утверждает он, делает его сильнее.Но чем дальше я слушал его речи и думал о его книгах, тем сильнее я убеждался втом, что он воображает себя врачом — не просто терапевтом, но лекарем всей нашейкультуры».
«То есть, — подытожил Фрейд, — ты соблазнил его тем, чтопредложил приступить к исцелению западной цивилизации, начав с отдельного еепредставителя, то есть с тебя»
«Именно так, Зиг. Но сначала он заманил вловушку меня! Или это сделал тот гомункулус, который живет в каждом из нас,своей жалобной мольбой «Помоги мне, помоги мне». Этого, Зиг, почти хватило длятого, чтобы заставить меня поверить в твои идеи о существовании бессознательнойчасти нашего сознания».
Фрейд улыбнулся Брейеру и глубокозатянулся его сигарой: «Ну, ты заманил его в ловушку, и что было потом»
«Первое, что от нас требуется, Зиг,— это избавиться отфразы «заманить в ловушку». Мысль о том, чтобы заманивать Удо в ловушку, мне ненравится: это все равно, что ловить сачком тысячефунтовую гориллу».
Улыбка Фрейда стала еще шире: «Да, давайзабудем про эту ловушку и скажем просто, что ты затащил его в клинику, гдебудешь видеть его каждый день. Ты уже разработал стратегию Не сомневаюсь, чтоон сам усиленноработает над стратегией помощи тебе по выходу из отчаяния, которой он будетпользоваться начиная с завтрашнего дня».
«Да, именно это он мне и сказал. Он,скорее всего, как раз этим и занят. Так что и мне пора занятьсяпланированием; янадеюсь на твою помощь. Я еще не продумал все это, но стратегия ясна.Я должен убедить его в том, что он помогает мне, а яв это время медленно, незаметно меняюсь с ним ролями, пока, наконец, он не становится пациентом, а я сновадоктором».
«Точно, — согласился Фрейд. — Именно это нужносделать».
Брейер не уставал удивляться надспособностью Фрейдасохранять такую непоколебимую уверенность в себе даже в тех ситуациях, когда нив чем нельзя быть уверенным.
«Он собирается, — продолжал тем временем Фрейд,— лечить твоеотчаяние. И это ожидание должно быть оправданно. Давай организуемпошаговое планирование. Первая фаза, разумеется, будет посвящена следующему: тыбудешь убеждать его в том, что ты в отчаянии. Давай разработаем план этой фазы.О чем ты будешь рассказывать»
«Этот вопрос меня мало заботит, Зиг. Ямогу придуматьмножество проблем для обсуждения».
«Но, Йозеф, как ты собираешься сделать ихдостоверными»
Брейер помолчал, пытаясь определитьграницы разумнойоткровенности. И ответил: «С легкостью, Зиг. Все, что от меня требуется, этоговорить правду».
Фрейд в изумлении уставился на Брейера:«Правду Что ты имеешь в виду, Йозеф Ты же не в отчаянии, у тебя все есть.Тебе завидуют все венские врачи, вся Европа мечтает ходить в твоихпациентах. Множество талантливых студентов, например молодой перспективный доктор Фрейд,ловят каждое твое слово. Твои исследования несравненны, твоя жена— самая красивая,самая понимающая женщина во всей империи. Отчаяние Йозеф, ты же достиг вершиныжизни!»
Брейер накрыл руку Фрейда своей. «Вершинажизни. Ты все правильно говоришь, Зиг. Вершина, финал покорения горы, занявшего всю жизнь!Но проблема всех вершин в том, что дальше— спуск. С этой вершины я вижу, как расстилаются подо мной все годы, которые мне осталосьпрожить. И мне не нравится то, что я вижу. Я вижу только старение, слабение,отцовство, заботу о внуках».
«Но, Йозеф, — тревога в глазах Фрейда былапочти осязаема, — какты можешь говорить такие вещи Я вижу успех, а не падение. Я вижу уверенность, славу — твое имя прикасается к вечностив материалах двух огромной важности психологических открытий!»
Брейер вздрогнул. Как он мог поставить након всю свою жизнь только для того, чтобы в конце концов понять, что главный приз его неустраивает. Нет, об этом говорить нельзя. Такие вещи не следует рассказыватьмолодым.
«Позволь мне остаться при своем, Зиг.Жизнь в сорок кажется совсем не такой, как в двадцать пять».
«Двадцать шесть. Причем двадцать шесть ужеподходят кконцу».
Брейер рассмеялся: «Прости, Зиг, я несобирался переходить на этот покровительственный тон. Но будь уверен, что естьопределенные очень личные темы, которые я не могу обсуждать сМюллером. Например, в моей семейной жизни существуют определенные проблемы, иоб этих проблемах я предпочел бы не говорить даже с тобой, чтобы тебе непришлось скрывать что-то от Матильды, что может поранить близость, возникшую между вами. Поверьмне: я могу найти вопросы для обсуждения с Мюллером и я могу сделать свою речьубедительной, говоря по большей части правду. Что меня действительно беспокоит, так это следующийшаг!»
«Ты имеешь в виду, что произойдет послетого, как он будет искать помощи у тебя, после того, как он придет к тебе со своим отчаянием Чтоты можешь сделать для того, чтобы облегчить его участь»
Брейер кивнул.
«Знаешь, Йозеф, я уверен, что ты можешьпостроить эту фазу как угодно. Скажи мне, а какой бы тебе хотелось ее видеть Что же одинчеловек может предложить другому»
«Хорошо! Хорошо! Ты ловишь ход моей мысли.У тебя это прекраснополучается, Зиг. —Некоторое время Брейер размышлял над этим. — Хотя мой пациент мужчина и, разумеется, не страдаетистерией, я все равно предполагаю проделать с ним то же самое, что и сБертой».
«Прочищать дымоходы»
«Да, заставить его открыть мне все. Я верюв исцеляющую силуоткровенных разговоров. Посмотри на католиков. Их священники векамипредлагали профессионально организованное облегчение».
«Интересно, — сказал Фрейд, — что дает облегчение: снятиебремени со своих плеч или вера в божественное прощение»
«Среди моих пациентов быликатолики-агностики, которым покаяние до сих пор идет на пользу. И пару размного лет назад я сам испытывал облегчение, рассказав все, что было на душе,другу. А ты что скажешь, Зиг Приносило ли тебе когда-нибудь облегчениепокаяние Раскрывался ли ты когда-нибудь перед кем-то полностью»
«Разумеется, перед своей невестой. Якаждый день пишу Марте».
«Да ладно, Зиг. — Брейер улыбнулся и обнял другаза плечи. — Ты сам нехуже меня знаешь, что есть вещи, которые ты никогда не расскажешь Марте— особенноМарте».
«Нет, Йозеф, я все ей рассказываю. А что я не мог бы ейрассказать»
«Когда ты любишь женщину, ты хочешь, чтобыона думала о тебе только и исключительно хорошее. Естественно, тебе придется скрыватьнекоторые детали своей биографии — то, что может выставить тебя в невыгодном свете. Например, похотливыемечты».
Брейер увидел, как Фрейд густо покраснел.Они никогда неговорили на такие темы. Возможно, Фрейд вообще никогда не говорил обэтом.
«Но в моих эротических мечтах присутствуеттолько Марта. Ни одна другая женщина не привлекает меня».
«Тогда, например, те, которые былидо Марты».
«А «до Марты» ничего и не было. Она—единственная женщина,которую я желал».
«Но, Зиг, должны быть другие женщины. Каждыйстудент-медик в Венепрактикует Sussmadchen. Молодой Шницлер, судя по всему, находит новую каждуюнеделю».
«Именно от этой стороны жизни я хочуукрыть Марту. Шницлерраспутник, и это ни для кого не секрет. Мне такие развлечения не по вкусу. Наэто нет времени. Нет денег — каждый флорин нужен мне на книги».
«Лучше сразу закрыть эту тему,— подумал Брейер,— но я получил оченьважную информацию: теперь я знаю предел откровенности в беседах сФрейдом».
«Зиг, я отклонился от темы. Вернемся напять минут назад. Ты спросил, что бы мне хотелось увидеть. Так вот, я надеюсь,что герр Мюллер расскажет мне о своем отчаянии. Я надеюсь, что стану длянего отцом-исповедником. Может, это будет иметь целебный эффект само по себе,возможно, это сможет заставить его вернуться к людям. Этот человек — самый убежденный отшельник извсех, кого я когда-либо видел. Я сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь был скем-нибудь откровенен».
«Но, как ты говорил, его предавали.Несомненно, он доверял тем людям и откровенничал с ними. Иначе предательство было быневозможным».
«Да, ты прав. Предательство для него— больнойвопрос. На самомделе, мне кажется, что основным принципом, можно сказать,фундаментальным принципом моей методики должно стать такое утверждение:«primum поп nocere» — не навреди, то есть не делатьничего, что может быть истолковано им как предательство».
Брейер некоторое время обдумывал своислова, а потомдобавил: «Знаешь, Зиг, я работаю так со всеми пациентами, так что это не будетпроблемой и при лечении герра Мюллера. Но именно тот факт, что я двурушничал сним с самого начала, он может воспринять как предательство. Но исправить этуситуацию я не могу. Мне бы хотелось очиститься и рассказать ему все: и о моейвстрече с фройлен Саломе, и о заговоре его друзей, имеющем целью отправить егов Вену, и прежде всего о том, что я притворяюсь, что пациент это не он, ая».
Фрейд энергично покачал головой: «Ни вкоем случае! Этоочищение, эта исповедь — ты будешь делать это для себя, а не для него. Нет, я уверен, чтоесли ты действительнохочешь помочь своему пациенту, тебе придется жить во лжи».
Брейер кивнул. Он знал, что Фрейд былправ. «Ладно, давай остановимся на этом. Итак, что мы имеем»
Фрейд сразу же отозвался. Ему нравилисьтакого рода интеллектуальные упражнения. «У нас есть несколько этапов. Первый:вовлечь его в процесс посредством самораскрытия. Второй: поменятьсяролями. Третий: помочь ему полностью раскрыться. И у нас есть одинфундаментальныйпринцип: сохранить его доверие и избегать всего, что может бытьистолковано как измена. Итак, что дальше Допустим, он рассказал тебе о том,что он в отчаянии, а потом что»
«Может получиться так, — ответил Брейер, — что дальше ничего делать непридется. Может, простая откровенная беседа станет для него столь значительным достижением,настолько кардинальным изменением образа жизни, что этого будет вполнедостаточно»
«Простая исповедь не имеет такой силы,Йозеф. Иначе не былобы столько невротиков среди католиков!»
«Да, уверен, что ты прав. Но, судя повсему, —Брейер вытащил часы,— это все, что мыможем спланировать наданный момент». Он сделал знак официанту принести счет.
«Йозеф, мне понравилась эта консультация.И я высоко ценю нашесовещание: это честь для меня, что ты принимаешь мои советывсерьез».
«Зиг, у тебя и вправду это хорошополучается. Мы с тобой хорошая команда. Но, как бы то ни было, я не могупредставить, что наши новые разработки могут вызвать заметный интерес. Как частопопадаются пациенты,для работы с которыми требуется разработать такой вот коварный терапевтическийплан На самом деле сегодня у меня было ощущение, что мы не терапевтическую методику разрабатываем, апланируем заговор. Знаешь, кого я предпочел бы видеть в роли пациента Того, другого,который просил о помощи!»
«Ты имеешь в виду бессознательноесознание, живущеевнутри твоего пациента»
«Да, — ответил Брейер, вручая официантукупюру в один флорин, даже не взглянув на счет, — он никогда этого не делал.— Да, с ним работатьбыло бы гораздо проще. Знаешь, Зиг, может, это и должно быть цельютерапии: освобождениеэтого скрытого сознания, которому нужно позволить просить о помощи при свете дня».
«Да, ты прав, Йозеф. Но правильно ли тывыбрал слово —«освобождение» Как бы то ни было, оно не может существовать самостоятельно;это неосознаваемаячасть Мюллера. Не интеграция ли нам нужна — Фрейда явно впечатлиласобственная идея, и он, постукивая кулаком по мраморной столешнице, повторил: — Интеграциябессознательного».
«О, Зиг, точно! — Брейер был восхищен идеей.— Удивительноеозарение!»
Оставив официанту несколько крейцеров, онвышел с Фрейдом на улицу. «Да, если бы мой пациент мог достичь интеграции с этой другойсвоей частью, это было бы истинным достижением. Если он сможет понять,насколькоестественно. просить поддержки у другого, этого, несомненно, было бы вполнедостаточно!»
