В марксистской парадигме социальный gnosis отождествляется с законом естественно-исторического развития. Социальность полностью натурализуется и/или объективируется. Ее вещность закрепляется в материальных производственных отношениях, обнаруживающих себя в социальной действительности. Субъективность здесь никак себя не проявляет, поскольку система в ней не нуждается. Первой «отметкой» субъективности становится психологизм, как он дает о себе знать в концепции Э. Дюркгейма. Это некие коллективные идеи, чувства, представления, характеризующие первое состояние неразличенности самого психологизма. Иначе, натурализм у Дюркгейма принимает форму психологизма. Общество оказывается как бы чувствующей, созерцающей субстанцией, или неким субстратом, чувствительность которого выражается в понятии коллективного верования. То есть общество выступает как коллективный субъект чувствования, или инстанция (общей) чувствительности. Это неопределенная субъективация, поскольку субъект как таковой здесь еще не присутствует и поэтому обозначается как коллективный субъект, то есть неопределенный субъект, а значит, требующий дальнейшего определения.
Свое дальнейшее определение он получает в концепции М. Вебера. Социальный gnosis актуализируется в попытке анализа коллективных представлений в их определенности по отношению ко времени. Через выделение исторических типов рациональности происходит первое определение неопределенной субъективности. Однако оно не позволяет еще выделиться исследователю, т.е. исследователь проявляет себя в собственном исследовании, или дискурсе, исключительно как некий исторический тип. Иначе, исследователь здесь еще не индивидуализирован. Затем следует второе определение субъективности: наряду с историческими типами рациональности выделяются собственно социологические. Вводятся категории социального действия, субъективного смысла, понимания. Обращение к ним с (внешней) исследовательской позиции представляет собой попытку перевода социальной действительности на язык социальной реальности, или идеально-типических конструкций. Но поскольку сам «перевод» исходит не столько из возможности понимания социальных феноменов, сколько из необходимости их объяснения, дистанция между социальной реальностью и социальной действительностью не сокращается, а наоборот лишь увеличивается. На этом этапе субъективность проходит стадию идеализации. «Чистые» идеальные типы наделяются статусом общезначимых понятий, одновременно обосновывающих и ограничивающих возможности социального познания.
Далее, в концепции Т. Парсонса, движение определения субъективности преодолевает следующий этап - структурно-функциональную стадию актуализации социального gnosis'a. Система Парсонса как бы соединяет в общую схему основные элементы предшествующих ей социальных теорий К. Маркса, Э. Дюркгейма и М. Вебера. Из марксистской парадигмы заимствуется принцип основополагающего природного начала, из концепций Дюркгейма и Вебера - соответственно понятия коллективного чувства и целе-рационального действия. Но если в марксизме общество предстает исключительно в его природной (за)данности, естественности и/или вещности, т.е. полагается с внешней стороны в качестве «вещи», то структурно-функциональный анализ пытается осмыслить изнутри то, как эта «вещь» устроена. В результате, естественно-исторический закон развития заменяется социальным инстинктом, который проявляется в имманентном социуму чувстве рациональности, опосредующем принцип всеобщей разумности. Как контролирующая инстанция, или функция всех функций, принцип всеобщей разумности центрирует систему и одновременно задает ей абсолютную цель развития, т.е. оказывается телеологическим. Он дифференцирует и связывает между собой внутренние функции системы, но не совпадает ни с одной из них, а потому выступает дополнительной функцией оптимизации, трансцендентной по отношению к конструируемой системе знания. Оптимизация системы достигает своего предела в точке абсолютного контроля, или абсолютной разумности. Система переходит в состояние совершенной прозрачности, различенности, адекватное полной утрате способности видения, или различения. Неопределенная субъективация оборачивается предельной объективацией, а социальная реальность «растворяется» в социальной действительности, или повседневности (П. Бергер, Т. Лукман, А. Шюц).
Во втором параграфе «Самоопределение субъективности в конструктах социального бытия» анализируются способы субъективации и объективации социальной реальности в феноменологическом и конструктивистском дискурсах; обосновывается возможность сохранения смыслового единства социального, языка и мышления в точке субъект-объектного тождества.
В концепциях феноменологической социологии П. Бергера, Т. Лукмана и А.
Шюца социальная реальность отождествляется с окружным миром повседневности, который воспринимается индивидуальным сознанием как несомненный, непосредственно данный, т.е. «само собой разумеющийся». Поскольку сознание индивида полностью сливается с повседневностью, возникает проблема разграничения субъективного и объективного «анклавов» социальной реальности. Они оказываются симметричными и потому полностью обратимыми. Индивидуальное «я», представляющее собой «обобщенный» образ «Другого», рассеивается во множестве ролей, совпадающих с социально предписанными реифицированными типизациями. Последние закрепляются в языковых схемах действия. Как основная «форма отложения типичных схем опыта» язык оказывается для индивида такой же овеществленной (реифицированной) частью мира, как и множество других его частей, или предметов. Поскольку индивидуальные сознания в пределе становятся неразличимы, остается лишь одно - единственно возможное в данном случае - несовпадение в телесной организации индивидов. Проблематика социальной дискурсивности сводится к «диалектике» природного и социального. Соответственно, возникает необходимость в беспрепятственном «усвоении» некоего усредненного обязательного запаса знания, или «естественной» установке (сознания), разделяемой в повседневности всеми без исключения. Естественная установка представляет собой отказ от природности, но это значит, что сам этот отказ уже пред-полагает, пред-усматривает природность в качестве основания, или условия возможности развертывания дискурса. И поскольку отказ от природности, как таковой, не содержит в себе ничего, кроме самой природности, ее переименование в «социальность», или «повседневность», оказывается бессодержательным, или тавтологичным. В итоге, социальность как таковая не конструируется и/или конституируется, а описывается с внешней по отношению к ней позиции знающего социолога, дискурс которого опосредует «несосчитанную» точку отсчета социального знания, или инстанцию абсолютного социального gnosis'a.
Теория структурации Э. Гидденса, синтезируя понятия структуры и действия, пытается переосмыслить повседневность через ее отожествление с рутинными практиками как основной формой повседневной социальной активности. «Децентрализованный» субъект деятельности определяется как действующая «самость», «ключевой точкой» актуализации которой выступает тело. Вступая во взаимодействие с окружающей средой, оно выполняет функцию резонатора, «биологические мембраны» которого (органы чувств) обладают избирательной проницаемостью по отношению к социальному. Постепенно бессознательное восприятие социальное™ вытесняется, уступая место «практическому осознанию» социального опыта, со-размерному социальным позициям тела, доминирующим в повседневности. На принцип телесного существования поэтапно, послойно накладывается принцип познания. Бесконфликтное взаимодействие тела с привычной для него социальной средой поддерживается на уровне чувства «онтологической безопасности». В критических ситуациях «практическое сознание» уступает «место» дискурсивному, вызывающему у актора своего рода «когнитивный диссонанс». В состоянии само-обращенности бестелесное - вербальное - «Я» утрачивает непосредственную связь с собственным «образом», иначе, «естественным я», тождественным телу. Утрата тела, нехватка соотнесенности с телом переживается индивидом как невосполнимая потеря «самости». В итоге, сознание индивида либо рассеивается «в бессодержательном универсуме знаков», либо сливается с неподдающейся структурированию и осмыслению телесной «самостью». Структура сознания полностью поглощается деятельностью, без остатка растворяется в ней. Понятия структуры и социального действия оказываются несовместимыми, то есть гносеологически вступают в противоречие с формально объединяющим их, но содержательно не самодостаточным принципом структурации. В результате, принцип устроения общества становится эквивалентен принципу его устранения-.
В концепции «структуралистского конструктивизма», развиваемой П. Бурдье, социальные структуры субъективности отождествляются с габитусом. Составляющие габитус диспозиции представляют собой бессознательно интериоризированные и инкорпорированные индивидом - встроенные в его тело - схемы поведения. Если габитусы характеризуются интериоризацией внешнего, то различные поля, наоборот, конституируют экстериоризацию внутреннего. Согласно Бурдье, социологическое поле должно быть осмыслено и сконструировано, исходя из тавтологии существования, предложенной Э. Дюркгеймом: «объяснять социальное через социальное». Таково негласное правило социологической игры. Однако принципиальная не замкнутость, открытость социологического поля способствует тому, что оно подвергается вторжению и испытывает влияние со стороны различных политических, экономических и других социальных игр.
Кроме того, конструируемый объект должен быть доступен, открыт социальной практике, поскольку сам социолог нуждается в установлении и признании его собственных позиций в социальном пространстве. Выбирая критерий практики, исследователь отождествляет себя с не-знающим агентом, для которого действительность предстает в своей неопределенности, что позволяет приписывать ей любые свойства, или характеристики. В дальнейшем неопределенное бытие социального мира доопределяется символическим порядком письма или речи, манифестируемым дискурсом социолога, имя которого оказывается «пустым». «Пустое» имя опустошает и существо (сущность) выделенной им социальности. Конструирование поля социального исследования превращается в процедуру редуцирования социального объекта к социальной данности, т.е. теряет всякий смысл.
Самоопределение субъективности в конструктах социального бытия, как мы полагаем, осуществляется лишь при условии соблюдения принципа тождества языка и мышления. Структура тождества, свернутая в одну точку, открывает возможность для само-рефлексии дискурса, застающего себя на пределе собственного существования в вопросе о принадлежности дискурсивного начала социальному как таковому. Тем самым «при-» и «над-» как бы обращают социальное на само себя, пред-оставляя его самому себе в состоянии само-представленности. «Закольцованное» на самом себе социальное сообщает дискурсу тавтологическую форму рефлексии субъект-объектного тождества: «социальное есть социальное». При этом логическая связка «есть» оказывается точкой со-в-местности социального бытия (ontos), языка (logos) и мышления (gnosis), или «общим местом» их актуализации в социально-философском дискурсе. Ontos (процесс) и gnosis (метод) связывает воедино logos (система). Gnosis (метод) и logos (систему) раскрывает ontos (процесс). Logos (система) и ontos (про цесс) опосредуют gnosis (метод). Всякий раз «набрасываемый-заново» (Г. Гадамер), истолковывающий собственный смысл текст социального, образует своего рода герменевтический круг, в котором определяющее и определяемое изначально совпадают в точке самообъективации бесконечного потока мышления, или интуиции знания. Сквозной характер точки предъ-являет дискурс в нескончаемом процессе самоосмысления, или самоименования, т.е. свободном конструировании текста бытия социального. В заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы, намечаются дальнейшие направления работы по теме диссертации.
ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ
Шадрин А. А. Герменевтический аспект тождества знака и значения // Тезисы научной аспирантско-студенческой конференции экономического и философско-социологического факультетов УдГУ «Социальные и экономические аспекты развития теории и практики». Ижевск, 2000. С. 94-98.
Шадрин А. А. Децентрирование субъективности в постмодернизме // Материалы XXXVIII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: Философия / Новосиб. ун-т. Новосибирск, 2000. С. 125-126.
Шадрин А. А. Метафизические основания психоаналитической концепции Ж. Лакана // Тезисы докладов 4-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ч. 1. Ижевск, 1999. С. 85-86.
Шадрин А. А. Пределы рациональности в современной дискурсивности: деконструкция и герменевтика // Тезисы докладов 5-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Ч. 2. Ижевск, 2001. С. 109-110.
Шадрин А. А. Проблема дискурсивного существования языка // Мате риалы Международной конференции студентов и аспирантов по фундаментальным наукам «Ломоносов». Выпуск 4. Москва: Издательство Московского университета, 2000. С. 444-445.
Шадрин А. А. Проблема дискурсивной позиции субъекта в концепции Ж. Лакана // Тезисы научной аспирантско-студенческой конференции экономического и философско-социологического факультетов УдГУ «Социальные и экономические аспекты развития теории и практики». Ижевск, 2000. С. 98-101.
Шадрин А. А. Проблема онтологического статуса социальной реальности // Вестник Удмуртского университета. 2004. № 2. С. 107-114.
Шадрин А. А. Проблема существования языка на пределе // Материалы молодежной секции научно-практической конференции и школы молодых ученых памяти профессора Л. Н. Когана «Возрождение России: общество - образование - культура - молодежь». Екатеринбург, 1998. С. 7.
9. Шадрин А. А. Проблема языка как реальности // Тезисы научной аспирантско-студенческой конференции экономического и философско-социологического факультетов УдГУ «Социальные и экономические аспекты развития теории и практики». Ижевск, 2000. С. 93-94.
