или в деревне крестьянин с женой, было у них три дочери. Выросли дочери, а родители пос тарели, и вот пришло время, пришел черед — умерла у крестьянина жена. Стал крестья нин один растить своих дочерей.
Все три его дочери были красивые, красотой равные, а нравом — разные. Старый крестьянин жил в достатке и жалел своих дочерей. Захотел он было взять во двор какую ни есть старушку бо былку, чтобы она по хозяйству заботилась. А меньшая дочь, Марьюшка, говорит отцу:
— Не надобно, батюшка, бобылку брать, я сама буду по дому заботиться.
Марья радетельная была. А старшие дочери ничего не сказали.
Стала Марьюшка вместо своей матери хозяйство по дому вести. И все-то она умеет, все у нее ладится, а что не умеет, к тому привыкает, а привыкши, тоже ладит с делом.
Отец глядит, радуется, что Марьюшка у него такая умница, да работящая, и нравом кроткая. И из себя Марьюшка была хороша — красавица писаная, а от доброты красота ее прибавлялась. Сестры ее старшие тоже были красави цы, только им все мало казалось своей красоты, и они старались прибавить ее румянами и белилами. Сидят, бывало, две старшие сестрицы да целый день охо рашиваются, а к вечеру все такие же, что и утром были. Заметят они, что день прошел, сколько румян и белил они извели, а лучше не стали, и сидят сердитые.
Пришла нужда отцу на базар ехать. Он и спрашивает у дочерей:
— А что вам, детушки, купить, чем вас порадовать?
Старшая дочь говорит отцу:
— Купи мне, батюшка, полушалок, да чтоб цветы на нем большие были и золотом расписанные.
— А мне, батюшка, — средняя говорит, — тоже купи полушалок с цве тами, что золотом расписанные, а посреди цветов чтоб красное было. А еще купи мне сапожки с мягкими голенищами, на высоких каблучках, чтобы они о землю топали.
Старшая дочь обиделась на среднюю, у нее было алчное сердце, и сказа ла отцу:
— И мне, батюшка, и мне купи сапожки с мягкими голенищами и с каб лучками, чтоб они о землю топали! А еще купи мне перстень с камешком на па лец — ведь у тебя одна старшая дочь.
Отец пообещал купить подарки, какие наказали две старшие дочери, и спра шивает у младшей:
— А ты чего молчишь, Марьюшка?
— А мне, батюшка, ничего не надо. Я со двора никуда не хожу, нарядов мне не нужно.
— Неправда твоя, Марьюшка! Как я тебя без подарка оставлю? Я тебе гос тинец куплю.
— И гостинца не нужно, батюшка, — говорит младшая дочь. — А купи ты мне, батюшка родимый, перышко Финиста — ясна сокола, коли оно деше вое будет.
Поехал отец на базар, купил он старшим дочерям подарки, какие они на казали ему, а перышка Финиста — ясна сокола не нашел. У всех купцов спра шивал.
«Нету, — говорили купцы, — такого товара;
спросу, — говорят, — на него нету».
Не хотелось отцу обижать младшую дочь, свою работящую умницу, однако воротился он ко двору, а перышка Финиста — ясна сокола не купил.
А Марьюшка и не обиделась.
— Ништо, батюшка, — сказала Марьюшка, — в иной раз поедешь, тогда оно и купится, перышко мое.
Прошло время, и опять отцу нужда на базар ехать. Он и спрашивает у доче рей, что им купить в подарок: он добрый был.
Большая дочь говорит:
— Купил ты мне, батюшка, в прежний раз сапожки, так пусть кузнецы под куют теперь каблучки на тех сапожках серебряными подковками.
А средняя слышит старшую и говорит:
— И мне, батюшка, тоже, а то каблучки стучат, а не звенят, — пусть они звенят. А чтоб гвоздики из подковок не потерялись, купи мне еще серебряный молоточек: я им гвоздики подбивать буду.
— А тебе чего купить, Марьюшка?
— А погляди, батюшка, перышко от Финиста — ясна сокола, будет ли, нет ли.
Поехал старик на базар, дела свои скоро сделал и старшим дочерям подар ки купил, а для младшей до самого вечера перышко искал, да нет того перышка, никто его в покупку не дает. Вернулся отец опять без подарка для младшей доче ри. Жалко ему стало Марьюшку, а Марьюшка улыбнулась отцу: она и тому рада была, что снова увидела своего родителя.
Пришло время, поехал отец опять на базар.
— Чего вам, дочки родные, в подарок купить?
Старшая подумала и сразу не придумала, чего ей надо.
— Купи мне, батюшка, чего-нибудь.
А средняя говорит:
— И мне, батюшка, купи чего-нибудь, а к чему-нибудь добавь еще что нибудь.
— А тебе, Марьюшка?
— А мне купи ты, батюшка, одно перышко Финиста — ясна сокола.
Поехал старик на базар. Дела свои сделал, старшим дочерям подарки ку пил, а младшей ничего не купил: нету того перышка на базаре.
Едет отец домой и видит: идет по дороге старый старик, старше его, совсем ветхий.
— Здравствуй, дедушка!
— Здравствуй, милый. О чем у тебя кручина?
— А как ей не быть, дедушка! Наказывала мне дочь купить ей одно перыш ко Финиста — ясна сокола. Искал я ей то перышко, а его нету. А дочь-то она у меня меньшая, пуще всех мне ее жалко.
Старый старик задумался, а потом и говорит:
— Ин так и быть!
Развязал он заплечный мешок и вынул из него коробочку.
— Спрячь, — говорит, — коробочку, в ней перышко от Финиста — ясна сокола. Да упомни еще: есть у меня один сын;
тебе дочь жалко, а мне сына. Не хочет мой сын жениться, а уж время ему пришло. Не хочет — неволить нельзя.
И сказывает он мне: кто попросит у тебя это перышко, ты отдай, это невеста моя просит.
Сказал свои слова старый старик — и вдруг нету его, исчез неизвестно куда.
Был он или не был?
Остался отец Марьюшки с перышком в руках. Видит он то перышко, а оно серое, простое. А купить его нельзя было нигде.
Вспомнил отец, что старый старик ему сказал, и подумал: «Видно, Марьюш ке моей судьба такая выходит — не знавши, не видавши, выйти замуж неведомо за кого».
Приехал отец домой, подарил подарки старшим дочерям, а младшей отдал коробочку с серым перышком.
Нарядились старшие сестры и посмеялись над младшей:
— А ты воткни свое воробьиное перо в волоса, да и красуйся.
— Марьюшка промолчала, а когда в избе легли все спать, она положила перед собой простое серое перышко Финиста — ясна сокола и стала им любо ваться. А потом Марьюшка взяла перышко в свои руки, подержала его при себе, погладила и нечаянно уронила на пол.
Тотчас ударился кто-то в окно. Окно открылось, и влетел в избу Финист — ясный сокол. Приложился он к полу и обратился в прекрасного молодца. Закры ла Марьюшка окно и стала с молодцем разговаривать. А к утру отворила Ма рьюшка окно, поклонился молодец до полу, обратился в ясного сокола, а сокол оставил по себе простое серое перышко и улетел в синее небо.
Три вечера привечала Марьюшка сокола. Днем он летал по поднебесью, над полями, над лесами, над горами, над морями, а к вечеру прилетал к Марьюшке и делался добрым молодцем.
На четвертый вечер старшие сестры расслышали тихий разговор Марьюш ки, услышали они и чужой голос доброго молодца, а наутро спросили младшую сестру:
— С кем это ты, сестрица, ночью беседуешь?
— А я сама себе слова говорю, — ответила Марьюшка. — Подруг у меня нету, днем я в работе, говорить мне некогда, а вечером я беседую сама с собой.
Послушали старшие сестры младшую, да не поверили ей.
Сказали они батюшке:
— Батюшка, а у Марьи-то нашей суженый есть, она по ночам с ним видится и разговор с ним разговаривает. Мы сами слыхали.
А батюшка им в ответ:
— А вы бы не слушали, — говорит. — Чего у нашей Марьюшки не быть суженому? Худого тут нету, девица она пригожая и в пору свою вышла;
придет и вам черед.
— Так Марья-то не по череду суженого своего узнала, — сказала старшая дочь. — Мне бы сталось раньше ее замуж выходить.
— Оно правда твоя, — рассудил батюшка. — Так судьба-то не по счету идет. Иная невеста в девках до старости лет сидит, а иная с младости всем лю дям мила.
Сказал так отец старшим дочерям, а сам подумал: «Иль уж слово того ста рика сбывается, что перышко мне подарил? Беды-то нету, да хороший ли чело век будет суженым у Марьюшки?» А у старших дочерей свое желание было. Как настал вечер, Марьюшкины сестры вынули ножи из черенков, а ножи воткнули в раму окна и вкруг него, а кроме ножей, воткнули еще туда острые иголки да осколки старого стекла. Ма рьюшка в то время корову в хлеву убирала и ничего не видела.
И вот, как стемнело, летит Финист — ясный сокол к Марьюшкиному окну.
Долетел он до окна, ударился об острые ножи да об иглы и стекла, бился-вил ся, всю грудь изранил, а Марьюшка уморилась за день в работе, задремала она, ожидаючи Финиста — ясна сокола, и не слышала, как бился ее сокол в окно.
Тогда Финист сказал громко:
— Прощай, моя красная девица! Коли нужен я тебе, ты найдешь меня, хоть и далеко я буду! А прежде того, идучи ко мне, ты башмаков железных три пары износишь, трое посохов чугунных о траву подорожную сотрешь, три хлеба ка менных изглодаешь.
И услышала Марьюшка сквозь дрему слова Финиста, а встать, пробудиться не могла. Утром пробудилась она, загоревало ее сердце. Посмотрела в окно, а в окне кровь финиста — ясна сокола. Заплакала тогда Марьюшка. Отворила она окно и припала лицом к месту, где была кровь Финиста. Слезы смыли кровь со кола, а сама Марьюшка словно умылась кровью суженого и стала еще краше.
Пошла Марьюшка к отцу и сказала ему:
— Не брани меня, батюшка, отпусти меня в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, а помру — на роду, знать, мне было написано.
Жалко было отцу отпускать неведомо куда любимую младшую дочь. А нево лить ее, чтоб дома она жила, нельзя. Знал отец: любящее сердце девицы сильнее власти отца и матери. Простился он с любимой дочерью и отпустил ее.
Кузнец сделал Марьюшке три пары башмаков железных и три посоха чу гунных, взяла еще Марьюшка три каменных хлеба, поклонилась она батюшке и сестрам, могилу матери навестила и отправилась в путь-дорогу искать Финис та — ясна сокола.
Идет Марьюшка путем-дорогою. Идет она не день, не два, не три, идет она долгое время. Шла она и чистым полем и темным лесом, шла и высокими горами.
В полях птицы ей песни пели, темные леса ее привечали, с высоких гор она всем миром любовалась. Шла Марьюшка столько, что одну пару башмаков железных она износила, чугунный посох о дорогу истерла и каменный хлеб изглодала, а путь ее все не кончается и нету нигде Финиста — ясна сокола.
Вздохнула тогда Марьюшка, села на землю, стала она другие железные башмаки обувать — и видит избушку в лесу. А уж ночь наступила.
Подумала Марьюшка: «Пойду в избушку людей спрошу, не видали они мо его Финиста — ясна сокола?» Постучалась Марьюшка в избушку. Жила в той избушке одна старуха — добрая или злая, про то Марьюшка не знала. Отворила старушка сени — стоит перед ней красная девица.
— Пусти, бабушка, ночевать!
— Входи, голубушка, гостьей будешь. А далеко ли ты идешь, молодая?
— Далеко ли, близко, сама не знаю, бабушка. А ищу я Финиста — ясна сокола. Не слыхала ли ты про него, бабушка?
— Как не слыхать! Я старая, давно на свете живу, про всех слыхала! Далеко тебе идти, голубушка.
Наутро хозяйка-старуха разбудила Марьюшку и говорит ей:
— Ступай, милая, теперь к моей средней сестре. Она старше меня и ведает больше. Может, она добру тебя научит и скажет, где твой Финист живет. А чтоб ты меня, старую, не забыла, возьми-ка вот серебряное донце — золотое вере тенце, станешь кудель прясти, золотая нитка потянется. Береги мой подарок, пока он дорог тебе будет, а не дорог станет — сама его подари.
Марьюшка взяла подарок, полюбовалась им и сказала хозяйке:
— Благодарствую, бабушка. А куда же мне идти, в какую сторону?
— А я тебе клубочек дам самокат. Куда клубочек покатится, и ты ступай за ним вослед. А передохнуть задумаешь, сядешь на травку — и клубочек остано вится, тебя ожидать будет.
Поклонилась Марьюшка старухе и пошла вослед за клубочком. Долго ли, коротко ли шла Марьюшка, пути она не считала, сама себя не жалела, а видит она — леса стоят темные, страшные, в полях трава растет нехлебная, колючая, горы встречаются голые, каменные, и птицы над землей не поют. Шла Марьюш ка все далее, все скорее она спешила. Глядь, опять переобуваться надо: другая пара башмаков железных износилась, и посох чугунный о землю истерся, и ка менный хлеб она изглодала.
Села Марьюшка переобуваться. Видит она — черный лес близко, и ночь наступает, а в лесу в одной избушке огонек зажгли в окне.
Клубочек покатился к той избушке. Пошла за ним Марьюшка и постуча лась в окошко:
— Хозяева добрые, пустите ночевать!
Вышла на крыльцо избушки старуха, старее той, что прежде привечала Ма рьюшку.
— Куда идешь, красная девица? Кого ты ищешь на свете?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола. Была я у одной старушки в лесу, ночь у нее ночевала, она про Финиста слыхала, а не ведает его. Может, сказыва ла, средняя ее сестра ведает.
Пустила старуха Марьюшку в избу. А наутро разбудила гостью и сказала ей:
— Далеко тебе искать Финиста, ведать я про него ведала, да видать — не видала. Иди ты теперь к нашей старшей сестре, она и знать про него должна. А чтоб помнила ты обо мне, возьми от меня подарок. По радости он тебе памятью будет, а по нужде помощь окажет.
И дала хозяйка-старушка своей гостье серебряное блюдо и золотое яичко.
Попросила Марьюшка у старой хозяйки прощения, поклонилась ей и пош ла вослед клубочку.
Идет Марьюшка, а земля вокруг нее вовсе чужая стала. Смотрит она — один лес на земле растет, а чистого поля нету. И деревья, чем далее катится клу бок, все выше растут. Совсем темно стало: солнца и неба не видно.
А Марьюшка и по темноте все шла да шла, пока железные башмаки ее на сквозь не истоптались, а посох о землю не истерся и покуда последний каменный хлеб она до остатней корки не изглодала.
Огляделась Марьюшка — как ей быть? Видит она свой клубочек: лежит он под окошком у лесной избушки. Постучалась Марьюшка в окно избушки:
— Хозяева добрые, укройте меня от темной ночи!
Вышла на крыльцо древняя старушка, самая старшая сестра всех старух.
— Ступай в избу, голубка, — говорит. — Ишь куда как далече пришла!
Далее и не живет на земле никто, я крайняя. Тебе в иную сторону завтра с утра надобно путь держать. А чья же ты будешь и куда идешь?
Отвечала ей Марьюшка:
— Я не здешняя, бабушка. А ищу я Финиста — ясна сокола.
Поглядела старшая старуха на Марьюшку и говорит ей:
— Финиста-сокола ищешь? Знаю я, знаю его. Я давно на свете живу, уж так давно, что всех узнала, всех запомнила.
Уложила старуха Марьюшку, а наутро разбудила ее.
— Давно, — говорит, — я добра никому не делала. Одна в лесу живу, все про меня забыли, одна я всех помню. Тебе добро и сделаю: скажу тебе, где твой Финист — ясный сокол живет. А и отыщешь ты его, трудно тебе будет: Финист сокол теперь женился, он со своей хозяйкой живет. Трудно тебе будет, да сердце у тебя есть, а на сердце и разум придет, а от разума и трудное легким станет.
Марьюшка сказала в ответ:
— Благодарствую тебе, бабушка, — и поклонилась ей в землю.
— Благодарствовать мне после будешь. А вот тебе подарочек — возьми от меня золотое пялечко да иголочку: ты пялечко держи, а иголочка сама вы шивать будет. Ступай теперь, а что нужно будет делать тебе — пойдешь, сама узнаешь.
Клубочек далее не катился. Вышла на крыльцо старшая старуха и указала Марьюшке, в какую сторону ей надо.
Пошла Марьюшка, как была, босая. Подумала: «Как дойду? Земля здесь твердая, чужая, к ней привыкнуть нужно...» Прошла она недолго времени. И видит — стоит на поляне богатый двор. А во дворе терем: крыльцо резное, оконца узорчатые. У одного оконца сидит бога тая, знатная хозяйка и смотрит на Марьюшку: чего, дескать, ей надо.
Вспомнила Марьюшка: обуться ей теперь не во что и последний каменный хлеб она изглодала в дороге.
Сказала она хозяйке:
— Здравствуй, хозяюшка! Не надобно ли вам работницу за хлеб, за одежу?
— Надобно, — отвечает знатная хозяйка. — А умеешь ли ты печи топить, и воду носить, и обед стряпать?
— Я у батюшки без матушки жила — я все умею.
— А умеешь ты прясть, ткать и вышивать? Вспомнила Марьюшка о подар ках старых бабушек.
— Умею, — говорит.
— Ступай тогда, — хозяйка говорит, — на кухню людскую.
Стала Марьюшка работать и служить на чужом богатом дворе. Руки у Ма рьюшки честные, усердные — всякое дело ладится у ней.
Хозяйка глядит на Марьюшку да радуется: не было еще у нее такой услуж ливой, да доброй, да смышленой работницы;
и хлеб Марьюшка ест простой, за пивает его квасом, а чаю не просит. Похвалилась хозяйка своей дочери.
— Смотри, — говорит,—работница какая у нас во дворе: покорная да уме лая и на лицо ласковая!
Посмотрела хозяйкина дочь на Марьюшку.
— Фу! — говорит. — Пусть она ласковая, а я зато краше ее, и я телом бе лее!
Вечером, как управилась с хозяйскими работами, села Марьюшка прясть.
Села она на лавку, достала серебряное донце — золотое веретенце и прядет.
Прядет она, из кудели нитка тянется — нитка не простая, а золотая. Прядет она, а глядит в серебряное донце, и чудится ей, что видит она там Финиста — ясна сокола: смотрит он на нее как живой на свете. Глядит Марьюшка на него и раз говаривает с ним:
— Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты оставил меня одну, горь кую, плакать по тебе? Это сестры мои, разлучницы, кровь твою пролили.
А хозяйкина дочь вошла в ту пору в людскую избу, стоит поодаль, глядит и слушает.
— О ком ты горюешь, девица? — спрашивает она. — И какая у тебя заба ва в руках?
Марьюшка говорит ей:
— Горюю я о Финисте — ясном соколе. А это я нить пряду, полотенце Фи нисту буду вышивать — было бы ему чем поутру белое лицо утирать.
— Продай мне свою забаву, — говорит хозяйкина дочь. — Финист-то муж мой, я и сама ему нить спряду.
Посмотрела Марьюшка на хозяйкину дочь, остановила свое золотое вере тенце и говорит:
— А у меня забавы нету, у меня работа в руках. А серебряное донце — зо лотое веретенце не продается: мне добрая бабушка его подарила.
Обиделась хозяйская дочь: не хотелось ей золотое веретенце из рук своих упускать.
— Если не продается, — говорит, — давай тогда мену делать, я тебе тоже вещь подарю.
— Подари, — сказала Марьюшка. — Дозволь мне на Финиста — ясна со кола хоть раз одним глазом взглянуть!
Хозяйская дочь подумала и согласилась.
— Изволь, девица, — говорит. — Давай мне твою забаву...
Взяла она у Марьюшки серебряное донце — золотое веретенце, а сама дума ет: «Покажу я ей Финиста ненадолго, ничего с ним не станется. Дам ему сонного зелья, а через это золотое веретенце мы с матушкой вовсе озолотимся!» К ночи воротился из поднебесья Финист — ясный сокол, обратился он в доброго молодца и сел ужинать в семействе: теща-хозяйка да Финист с женою.
Хозяйская дочь велела позвать Марьюшку: пусть она служит за столом и на Финиста глядит, как уговор был. Марьюшка явилась;
служит она за столом, ку шанья подает и с Финиста глаз не сводит. А Финист сидит, словно нету его, — не узнал он Марьюшки: истомилась она путем-дорогою, идучи к нему, и от печали по нем изменилась в лице.
Отужинали хозяева, встал Финист и пошел спать в свою горницу.
Марьюшка и говорит тогда молодой хозяйке:
— Мух во дворе много летает. Пойду-ка я к Финисту в горницу, буду от него мух отгонять, чтоб спать ему не мешали.
— Пусть идет! — сказала старая хозяйка.
Молодая хозяйка опять здесь подумала.
— Ан нет, — говорит, — пусть обождет.
А сама пошла вслед за мужем, дала ему на ночь сонного зелья выпить и воротилась. «Может, — рассудила хозяйская дочь, — у работницы еще какая забава на такую мену есть!» — Иди теперь, — сказала она Марьюшке. — Иди, мух от Финиста отго няй!
Пришла Марьюшка к Финисту в горницу и позабыла про мух. Видит она:
спит ее сердечный друг непробудным сном.
Смотрит на него Марьюшка не насмотрится. Наклонилась к нему близко, одним дыханьем с ним дышит, шепчет ему:
— Проснись, мой Финист — ясный сокол, это я к тебе пришла. Я три пары башмаков железных истоптала, три посоха чугунных о дорогу истерла, три хлеба каменных изглодала!
А Финист спит непробудно, глаз не открывает и не молвит слова в ответ.
Приходит в горницу жена Финиста — хозяйская дочь — и спрашивает:
— Отогнала мух?
— Отогнала, — Марьюшка говорит, — они в окно улетели.
— Ну, иди спать в людскую избу.
На другой день, как поделала Марьюшка всю хозяйскую работу, взяла она серебряное блюдечко и катает по нем золотым яичком: покатает вокруг — и новое золотое яичко скатывается с блюдечка;
покатает другой раз вокруг — и опять новое золотое яичко скатывается с блюдечка.
Увидела хозяйская дочь.
— Ужели, — говорит, — и такая забава есть у тебя? Продай мне ее, либо я тебе мену, какую хочешь, дам за нее.
Марьюшка говорит ей в ответ:
— Продать не могу, мне добрая бабушка это в подарок дала. Я тебе даром блюдечко с яичком отдам. На-ко, возьми!
Взяла подарок хозяйская дочь и обрадовалась:
— А может, и тебе что нужно, Марьюшка? Проси, чего хочешь.
Марьюшка и просит в ответ:
— А мне самое малое нужно. Дозволь опять от Финиста мух отгонять, когда ты почивать его уложишь.
— Изволь, — говорит молодая хозяйка.
А сама думает: «Чего с мужем станется от поглядки чужой девицы! Да и спать он будет от зелья, глаз не откроет, а у работницы, может, еще какая за бава есть!» К ночи опять, как было, воротился Финист — ясный сокол из поднебесья, обратился он в доброго молодца и сел за стол ужинать со своим семейством.
Жена Финиста позвала Марьюшку прислуживать за столом, кушанья пода вать. Марьюшка кушанья подает, чашки ставит, ложки кладет, а сама глаз с Фи ниста не сводит. А Финист глядит и не видит ее — не узнает ее его сердце.
Опять, как было, дала хозяйская дочь своему мужу питье с сонным зельем и спать его уложила, а работницу Марьюшку послала к нему и велела ей мух отгонять.
Пришла Марьюшка к Финисту, стала звать его и плакать над ним, дума ла — нынче он пробудится, взглянет на нее и узнает Марьюшку. Долго звала его Марьюшка и слезы со своего лица утирала, чтоб они не упали на белое лицо Финиста и не смочили его. А Финист спал, он не пробудился и глаз своих не от крыл в ответ.
На третий день Марьюшка справила к вечеру всю хозяйскую работу, села на лавку в людской избе, вынула золотое пялечко и иголочку. Держит она в руках золотое пялечко, а иголочка сама по полотну вышивает.
Вышивает Марьюшка, сама приговаривает:
— Вышивайся, вышивайся, мой красный узор, вышивайся для Финиста — ясна сокола, было бы ему на что любоваться!
Молодая хозяйка неподалеку ходила. Пришла она в людскую избу, увидела в руках у Марьюшки золотое пялечко и иголочку, что сама вышивает. Зашлось у нее сердце завистью и алчностью, и говорит она:
— Ой, Марьюшка, душенька, красная девица! Подари мне такую забаву либо что хочешь в обмен возьми! Золотое веретенце есть у меня, пряжи я на пряду, холстины натку, а золотого пялечка с иголочкой у меня нету — вышивать нечем. Если в обмен не хочешь отдавать, тогда продай! Я цену тебе дам!
— Нельзя! — говорит Марьюшка. — Нельзя золотое пялечко с иголочкой ни продавать, ни в обмен давать. Их мне самая добрая, самая старая бабушка даром дала. И я тебе их даром отдам.
Взяла молодая хозяйка пялечко с иголочкой, а Марьюшке ей дать нечего, она и говорит:
— Приходи, коли хочешь, от мужа моего, Финиста, мух отгонять. Прежде ты сама просилась.
— Приду уж, так и быть, — сказала Марьюшка.
После ужина молодая хозяйка сначала не хотела давать Финисту сонного зелья, а потом раздумала и добавила того зелья в питье: «Чего ему глядеть на девицу, пусть спит!» Пошла Марьюшка в горницу к спящему Финисту. Уже не стерпело теперь ее сердце. Припала она к его белой груди и причитает:
— Проснись-пробудись, Финист мой, ясный мой сокол! Я всю землю пе шей прошла, к тебе идучи! Три посоха чугунных уморились ходить со мной и о землю истерлись, три пары башмаков железных ноги мои износили, три хлеба каменных я изглодала. Встань-проснись, Финист мой, сокол! Сжалься ты надо мной!
А Финист спит, ничего не чует, и не слышит он голоса Марьюшки.
Долго Марьюшка будила Финиста, долго плакала над ним, а не проснулся Финист — крепко было зелье жены. Да упала одна горячая слеза Марьюшки на грудь Финиста, а другая слеза упала на его лицо. Одна слеза обожгла сердце Финиста, а другая открыла ему глаза, и он в ту же минуту проснулся.
— Ах, — говорит, — что меня обожгло?
— Финист мой, ясный сокол! — отвечает ему Марьюшка. — Пробудись, это я пришла! Долго-долго я искала тебя, железо и чугун я о землю истерла. Не стерпели они дороги к тебе, а я стерпела! Третью ночь я зову тебя, а ты спишь, ты не пробуждаешься, ты на голос мой не отвечаешь!
И тут узнал Финист — ясный сокол свою Марьюшку, красную девицу. И так он обрадовался ей, что от радости сперва слова молвить не мог. Прижал он Марьюшку к груди своей белой и поцеловал.
А очнувшись, привыкши, что Марьюшка с ним, он сказал ей:
— Будь ты моей сизой голубкой, моя верная красная девица!
И в ту же минуту обратился он в сокола, а Марьюшка — в голубку.
Улетели они в ночное поднебесье и всю ночь летели рядом, до самого рас света.
А когда они летели, Марьюшка спросила:
— Сокол, сокол, а куда ты летишь, ведь жена твоя соскучится!
Финист-сокол послушал ее и ответил:
— Я к тебе лечу, красная девица. А кто мужа меняет на веретенце, на блю дечко да на иголку, той жене мужа не надо и та жена не соскучится.
— А чего же ты женился на такой жене? — спросила Марьюшка. — Воли твоей не было?
— Воля моя была, да судьбы и любви не было. И они полетели далее рядом друг с другом.
На рассвете опустились они на землю. Поглядела Марьюшка вокруг, ви дит она — дом ее родителя стоит, как прежде был. Захотела Марьюшка увидеть отца-родителя, и тут же обратилась она в красную девицу. А Финист — ясный сокол ударился о сыру землю и сделался перышком.
Взяла Марьюшка перышко, спрятала его к себе на грудь, за пазуху, и при шла к отцу.
— Здравствуй, дочь моя меньшая, любимая! Я думал, что тебя и на свете нету. Спасибо, что отца не забыла, домой воротилась. Где была так долго, чего домой не спешила?
— Прости меня, батюшка. Так нужно мне было.
— Что ж, нужно так нужно. Спасибо, что нужда прошла.
Случилось, что на праздник в городе большая ярмарка открылась. Собрал ся наутро отец на ярмарку ехать, и старшие дочери с ним едут — подарки себе покупать.
Отец и меньшую позвал, Марьюшку.
А Марьюшка:
— Батюшка, — говорит, — я с дороги притомилась, и надеть мне на себя нечего. На ярмарке, чай, все нарядные будут.
— Я там тебя, Марьюшка, обряжу, — отвечает отец. — На ярмарке, чай, торг большой.
А старшие сестры говорят младшей:
— Надень наши уборы, у нас лишние есть.
— Ах, сестрицы, спасибо вам! — говорит Марьюшка.— Мне ваши платья не по кости! Да мне и дома хорошо.
— Ну, быть по-твоему, — говорит ей отец. — А что тебе с ярмарки привез ти, какой подарок? Скажи, отца не обижай!
— Ах, батюшка, ничего мне не надобно, все у меня есть! Недаром я далеко ходила и в дороге утомилась.
Отец со старшими сестрами уехал на ярмарку. В ту же пору Марьюшка вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным добрым молодцем, Финистом, только еще прекраснее, чем он был прежде. Марьюшка удивилась, да от счастья своего ничего не сказала. Тогда сказал ей Финист:
— Не дивись на меня, Марьюшка. Это я от твоей любви таким стал.
— Я хоть и дивлюсь — сказала Марьюшка, — да для меня ты всегда оди наков, я тебя всякого люблю.
— А где родитель твой — батюшка?
— На ярмарку уехал, и сестры с ним старшие.
— А ты чего, Марьюшка моя, не поехала с ними?
— У меня Финист есть, ясный сокол. Мне ничего на ярмарке не надо.
— И мне ничего не надо, — сказал Финист, — да я от твоей любви бога тым стал.
Обернулся Финист от Марьюшки, свистнул в окошко — сейчас явились платья, уборы и карета золотая. Нарядились они, сели в карету, кони помчали их вихрем.
Приехали они в город на ярмарку, а ярмарка только открылась, все богатые товары и яства горою лежат, а покупатели едут в дороге.
Финист купил на ярмарке все товары, все яства, что были там, и велел их обозами везти в деревню к родителю Марьюшки. Одну только мазь колесную он не купил, а оставил ее на ярмарке.
Он хотел, чтобы все крестьяне, какие приедут на ярмарку, стали гостями на его свадьбе и скорее ехали к нему. А для скорой езды им мазь нужна будет.
Поехали Финист с Марьюшкой домой. Едут они быстро, лошадям воздуха от ветра не хватает.
На половине дороги увидела Марьюшка своего батюшку и старших сестер.
Они еще на ярмарку ехали и не доехали. Марьюшка велела им ворочаться ко двору, на свадьбу ее с Финистом — ясным соколом.
А через три дня собрался в гости весь народ, что жил на сто верст в округе.
Обвенчался тогда Финист с Марьюшкой, и свадьба была богатая.
На той свадьбе дедушки наши и бабушки были, долго они пировали, жениха и невесту величали, с лета до зимы не разошлись бы, да настала пора убирать урожай, хлеб осыпаться начал;
оттого и свадьба кончилась и на пиру гостей не осталось.
Свадьба кончилась, и свадебный пир гости позабыли, а верное, любящее сердце Марьюшки навсегда запомнилось в русской земле.
