Там были начальник гестапо Грюбер, двое его французских коллег, Марль и Денье, и группа летчиков, среди которых я узнал Ханса
.
– Подложить туда бомбу, – сказал Жомбе
.
– И сжечь «Прелестный уголок» дотла
.
– Такой поступок слишком дорого обойдется населению, – сказал я
.
Я чувствовал себя неуверенно
.
Я хорошо понимал Марселена Дюпра, его отчаяние, искрен ность и притворство, его хитрость и подлинное чувство, и понимал его возвышающуюся над всем верность своему призванию
.
Я не сомневался, что в его бешенстве и унижении бывше го участника войны 14-18 годов французская кулинария стала для него «последним окопом»
.
Это было некое сознательное ослепление, иной взгляд на вещи, позволяющий уцепиться за что-то, чтобы не утонуть
.
Конечно, я не смешивал храмы с пирогами, но, будучи воспитан среди воздушных змеев «этого безумца Флери», испытывал нежность ко всему, что позволяет человеку отдавать лучшую часть самого себя
.
– Знаю, что вам это кажется нелепым, но не забывайте, что три поколения Дюпра до Мар селена были кулинарами
.
Поражение и падение всего, во что он верил, глубоко травмировало его, и он отдался душой и телом тому, что осталось, – Да, котлетам де-воляй под соусом «педераст», – прорычал Жомбе
.
– Ты над нами сме ешься, Флери
.
У меня был готов план, о котором я уже говорил Сенешалю
.
– Вместо того чтобы уничтожать «Прелестный уголок», надо его использовать
.
Благодаря вину немцы много и очень свободно говорят за столом
.
Надо поместить в ресторан кого нибудь, кто знал бы немецкий и передавал нам сведения
.
Лондону гораздо больше нужна информация, чем шумные действия
.
Я доказал также, что население подвергнется репрессиям, и операцию решено было отло жить
.
Но я знал: если не смогу убедить товарищей, что Дюпра может быть вам полезен, рано или поздно «Прелестный уголок» сгорит
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXI Несколько дней я ломал себе голову
.
Невеста Сенешаля, Сюзанна Дюлак, была филологом, ее специальностью был немецкий, но я не знал, как сделать, чтобы Дюпра взял ее на работу
.
Несколько месяцев назад мне поручили координацию звеньев «цепочки спасения», кото рая позволяла переправлять сбитых летчиков союзников в Испанию
.
Как-то вечером один из братьев Бюи сказал мне, что они прячут у себя на ферме летчика-истребителя из «Свобод ной Франции»
.
Бюи скрывали его уже неделю, чтобы «все немного успокоилось», и, когда немецкие патрули стали реже наведываться к сбитому самолету, предупредили меня
.
Я застал пилота в кухне, за столом перед блюдом рубцов
.
Его звали Люккези
.
Черноволо сый, кудрявый, с насмешливым лицом, в темно-синей форме с эмблемой лотарингского креста и с платком в красный горошек на шее, он держался так непринужденно, как будто падал с неба всю жизнь
.
– Скажите, нет ли здесь хорошей гостиницы, которую я мог бы порекомендовать моим товарищам из эскадрильи? Мы сейчас теряем четыре-пять пилотов в месяц, так что если кто-нибудь приземлится здесь
.
.
.
Мне придется прятать летчика как минимум неделю, прежде чем можно будет переправить его в Испанию
.
Тут меня и осенило
.
На следующий день поздно вечером дядя проводил меня в «Прелестный уголок», Я застал Дюпра в мрачном раздумье;
рядом сидел его сын Люсьен
.
Радио Виши не скупилось на инфор мацию, и было отчего прийти в уныние
.
Британского торгового флота больше не существует
.
Африканский корпус подходит к Каиру, итальянская армия оккупирует Грецию
.
.
.
Никогда еще я не видел, чтобы Марселен Дюпра был так огорчен дурными вестями
.
Но как только он заговорил, я увидел, что ошибаюсь
.
Хозяин «Прелестного уголка» просто забыл выключить радио и размышляет о вещах не столь эфемерных
.
– Я никогда не включал в свое меню говяжье филе Россини
.
Рецепт того самого Эскофье
.
Он был просто шарлатан
.
Знаешь, что такое говяжье филе Россини? Один обман
.
Эскофье его выдумал, потому что мясо у него часто было низкого качества и он забивал его вкус паштетом из гусиной печенки и трюфелями, чтобы обмануть язык
.
Мы к этому и пришли и в политике, и во всем – к филе Россини
.
Один обман
.
Продукт подпорчен, значит, его приправляют ложью и прекрасными фразами
.
Чем больше слов, чем больше размах, тем больше будь уверен, что суть фальшивая
.
Я этого Эскофье всегда терпеть не мог
.
Знаешь, как он называл лягушачьи лапки? «Крылья нимф на заре»
.
.
.
Два американских авианосца потоплены в Тихом океане
.
.
.
За две прошлые ночи немец кая авиация сбила триста английских бомбардировщиков
.
.
.
У Дюпра остекленели глаза
.
– Так дальше продолжаться не может, – говорил он
.
– Все превращается в дешевые трюки
.
Например, что касается оформления, – пора этому положить конец
.
То, что на блюде, гово рит само за себя
.
Но мне не удается этого доказать
.
Даже Пуэн отказывается признать, что украшение еды – вещь противоестественная
.
При оформлении кушанье теряет свою свежесть, первозданность и аромат
.
Оно должно появляться на блюде прямо с огня
.
А Ванье осмели вается говорить: «Только в трактирах еду приносят из кухни на тарелках»
.
А где во всем этом вкус? Главное – вкус, который надо поймать в момент кульминации, когда готовность и аромат достигают высшей точки, надо не упустить это мгновение
.
.
.
Ромен Гари Воздушные змеи Сотни тысяч пленных на русском фронте
.
.
.
Жестокие репрессии сил правопорядка против предателей и саботажников
.
.
.
За одну ночь двенадцать английских городов стер ты с лица земли
.
.
.
Внезапно я понял, что Дюпра говорит, чтобы не взорваться, и что он борется по-своему против уныния и отчаяния
.
– Привет, Марселен, – сказал дядя
.
Дюпра встал и выключил приемник:
– Чего вы от меня хотите в такое время?
– Малыш хочет тебе сказать пару слов
.
Лично
.
Мы вышли
.
Он молча нас выслушал
.
– Ничего не поделаешь
.
Я всей душой с Сопротивлением, я это достаточно доказал, по скольку держусь в невыносимых условиях
.
Но я не приму у себя летчика союзников под носом у немцев
.
Они меня закроют
.
Дядя слегка понизил голос:
– Это не просто летчик, Марселен
.
Это адъютант генерала де Голля
.
Дюпра как будто парализовало
.
Если когда-нибудь тому, кто твердой рукой держал руль «Прелестного уголка» во время шторма, воздвигнут памятник на площади Клери, думаю, его следовало бы изобразить именно таким, с жестким взглядом и сжатыми челюстями
.
Кажет ся, он чувствовал по отношению к главному участнику Сопротивления Франции некоторую ревность
.
Он задумался
.
Я видел, что он колеблется и не может решиться
.
Дядя не без лукавства наблюдал за ним
.
– Это очень мило, – сказал он наконец, – но ваш де Голль в Лондоне, а я здесь
.
Мне, а не ему приходится каждый день противостоять трудностям
.
Он боролся с собой еще минуту
.
В тщеславии Марселена было нечто глубокое, не лишен ное величия
.
– Я не поставлю на карту все, что мне удалось спасти, ради вашего парня
.
Это слишком опасно
.
Рисковать «Прелестным уголком» ради красивого жеста – ну нет! Но я сделаю лучше
.
Я вам дам меню «Прелестного уголка», чтобы ваш парень передал его де Голлю
.
Я остолбенел
.
В темноте высокая белая фигура Дюпра походила на какой-то призрак мстителя
.
Дядя Амбруаз на минуту потерял дар речи, но, когда Дюпра удалился на кухню, пробормотал:
– Да, некоторым из нас сейчас несладко, но этот просто взбесился
.
Ворчанье английских бомбардировщиков смешалось с огнем зенитных орудий;
эти звуки нормандская деревня слышала каждую ночь
.
Лучи прожекторов рассекали небо и скрещива лись у нас над головой
.
А потом небо продырявила оранжевая вспышка: взорвался подбитый самолет с бомбами
.
Вернулся Дюпра
.
Он держал в руке меню «Прелестного уголка»
.
Рядом с Бурсьером упало несколько бомб
.
– Вот слушайте
.
Это личное послание де Голлю от Марселена Дюпра
.
.
.
Он повысил голос, чтобы перекричать шум немецких зениток:
– Суп из речных раков со сметаной
.
.
.
Слоеный пирог с трюфелями и белым вином из Грава
.
.
.
Окунь в томатном соусе
.
.
.
Он нам прочел всю карту кушаний, от паштета из гусиной печенки в желе с перцем и теплого картофельного салата под белым вином до персиков с мороженым
.
Бомбардировщики Ромен Гари Воздушные змеи союзников гудели у нас над головой, и у Марселена Дюпра слегка дрожал голос
.
Иногда он замолкал и сглатывал
.
Думаю, ему было немного страшно
.
Со стороны железной дороги Этрийи земля вздрогнула от взрыва бомб
.
Дюпра кончил и вытер лоб
.
Он протянул мне меню:
– Держи
.
Отдай его твоему летчику
.
Пусть де Голль вспомнит, что это такое
.
Пусть знает, за что он сражается
.
Прожекторы продолжали играть лучами в небе, и колпак первого повара Франции как бы вспыхивал
.
– Я не убиваю немцев, – сказал он
.
– Я их подавляю
.
– Тебе просто наплевать на людей, Марселен, – тихо сказал дядя
.
– Ах, ты так думаешь? Посмотрим
.
Посмотрим, за кем будет последнее слово, за де Голлем или за моим «Прелестным уголком»
.
– Нет ничего дурного в том, чтобы французская кухня победила, если только она не победит за счет всего остального, – сказал дядя
.
– Я только что прочел результаты конкурса – одна газета организовала его, чтобы узнать, что делать с евреями
.
Первый приз получила молодая женщина, которая ответила: «Жарить»
.
Должно быть, она хорошая хозяйка и в наше время лишений мечтает о хорошем жарком
.
Впрочем, не следует осуждать страну за то, что она делает со своими евреями, – во все времена евреев судили за то, что с ними делали
.
– К черту, – неожиданно сказал Дюпра
.
– Приводите вашего летчика
.
Только не вооб ражайте, что я делаю это, чтобы хорошо выглядеть в будущем
.
С этой стороны я ничего не опасаюсь
.
Каждый мало-мальски соображающий немец, который ступает на порог «Прелест ного уголка», понимает, что имеет дело с историческим превосходством и непобедимостью
.
На днях здесь обедал сам Грюбер
.
И знаете, что он заявил, когда кончил обедать? «Герр Дюпра, вас следовало бы расстрелять»
.
Мы молча ушли
.
Когда мы шли по лугу, дядя сказал:
– Во время поражения, когда вся страна рушилась, я думал, что Марселен сойдет с ума
.
Люсьен рассказал мне, что когда после падения Парижа он зашел в кухню, то застал отца на табурете с петлей на шее
.
Несколько дней он бредил, бормоча фразы, где утка с нор мандскими травами и его знаменитое жибуле со сливками смешивались со словами «Фош», «Верден» и «Гинемер»1
.
Потом он хотел скрыться, а потом заперся в кабинете со своей кол лекцией из трехсот меню, где есть все, что на памяти нескольких поколений составляло славу «Прелестного уголка»
.
Думаю, он так и не оправился полностью, и именно в тот момент при нял решение доказать Германии и нашей стране, что есть французский кулинар, который не сдается
.
Не нам с тобой обвинять его в «безумии»
.
Жорж Гинемер (1894-1917) – знаменитый французский летчик, погиб в воздушном бою
.
Имел на своем боевом счету 54 сбитых самолета
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXII Завтрак лейтенанта Люккези в «Прелестном уголке» был памятным событием
.
Мы снаб дили его новеньким костюмом и безупречными бумагами, хотя с начала оккупации у Дюпра никогда не бывало проверки документов
.
Лейтенанта обслуживали за лучшим столом «ротон ды», среди старших офицеров вермахта, в числе которых был сам генерал фон Тиле
.
После завтрака Марселен Дюпра сам проводил Люккези до двери, пожал ему руку и сказал:
– Заходите к нам
.
Люккези посмотрел на него
.
– К сожалению, невозможно выбрать место, где тебя собьют, – сказал он
.
С этого дня Дюпра больше ни в чем нам не отказывал
.
Думаю, не из-за того, что мы как бы «держали его на крючке», или из-за ощущения, что ветер подул в другую сторону и надо наладить отношения с Сопротивлением, а потому, что если слова «священный союз» имели для него какой-то смысл, то, по его мнению, центром такого союза должен был стать «Прелестный уголок»
.
Как сказал дядя, скорее нежно, чем насмешливо, «хотя Марселен и старше де Голля, у него есть все шансы стать его наследником»
.
Таким образом, Дюпра согласился взять на работу в качестве «очаровательной хозяйки» (его единственным условием было: «только не проститутку») невесту Сенешаля, Сюзанну Дюлак, одну из «наших», красивую молодую брюнетку с веселыми глазами, которая пре красно знала немецкий;
разумеется, обрывки застольных бесед, которые она подслушивала, интересовали Лондон – там как будто придавали большое значение всему, что происходит в Нормандии;
мы получили приказ не пренебрегать никакой информацией
.
Но вскоре мы полу чили такой важный источник информации, что вся работа нашей организации перестроилась
.
Что до меня, мне понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя, так как помимо того, что меня потрясла неожиданность, я до сих пор и представить себе не мог, на что человеческое существо – в данном случае женщина – может пойти при железной решимости бороться и выжить
.
Работая у Марселена Дюпра, я все чаще видел на накладных и счетах имя графини Эстергази – Grfin, как говорили немцы, – к которой мой патрон питал большое уважение:
она умела принимать гостей
.
«Прелестный уголок» полностью обеспечивал «буфет» на ее приемах, что приносило владельцу крупные суммы
.
– Это настоящая дама, – объяснял мне Дюпра, разглядывая цифры
.
– Парижанка из очень хорошей семьи, была замужем за племянником адмирала Хорти, знаешь, венгерского диктатора
.
Говорят, он ей оставил огромные поместья в Португалии
.
Я раз был у нее – у нее на рояле фотографии Хорти, Салазара, маршала Петена, все с надписями
.
Веришь или нет, есть даже карточка самого Гитлера: «Графине Эстергази от ее друга Адольфа Гитлера»
.
Я своими глазами видел
.
Неудивительно, что немцы перед ней лебезят
.
Когда она вернулась из Португалии после победы – то есть, я хочу сказать, после поражения, – она сначала поселилась в «Оленьей гостинице», но гостиницу забрал немецкий штаб, а ей из уважения оставили особняк в парке
.
Во всяком случае, у нее собирается почти столько же людей из высшего света, как у меня
.
Собаки в «Прелестный уголок» не допускались
.
В этом отношении Дюпра был непримирим
.
Даже померанскую овчарку, с которой иногда приходил Грюбер, просили подождать в саду;
Ромен Гари Воздушные змеи правда, Дюпра посылал ей в сад вкусный паштет
.
Однажды, когда я был в конторе, господин Жан вошел с пекинесом под мышкой:
– Это собачка Эстергази
.
Она просила передать ее тебе, а она сейчас за ней зайдет
.
Я взглянул на пекинеса, и у меня на лбу выступил холодный пот
.
Это был Чонг, пекинес мадам Жюли Эспинозы
.
Я попытался взять себя в руки и убедить себя, что тут случайное сходство, но я никогда не мог хитрить с памятью
.
Я узнавал черную мордочку, каждый завиток белой и рыжей шерсти, маленькие рыжие ушки
.
Собачка подошла ко мне, положила лапки мне на колени и начала повизгивать, виляя хвостиком
.
Я прошептал:
– Чонг!
Он вскочил мне на колени и облизал мне лицо и руки
.
Я сидел и гладил его, пытаясь собрать разбегающиеся мысли
.
Возможно было только одно объяснение
.
Мадам Жюли высла ли, а собачка каким-то образом оказалась у этой Эстергази
.
Я знал, как почтительно немцы обращаются с животными, и вспомнил одно сообщение в «Ла газетт», где население оповеща лось, что «перевозка живой птицы вниз головой со связанными ногами под рамой велосипеда расценивается как пытка и строго воспрещается»
.
Итак, Чонг нашел новую хозяйку
.
Нахлынули воспоминания, воспоминания о «хозяйке», уверенной в поражении и принимающей все меры, чтобы подготовиться к будущему: от подго товки «безупречных» документов и миллионов в фальшивых банковских билетах до портретов Хорти, Салазара и Гитлера, которые так меня интриговали и которые «еще не были надпи саны»
.
Я продолжал потеть от волнения, когда господин Жан открыл дверь и я увидел, что вошла мадам Жюли Эспиноза
.
По правде говоря, если бы не Чонг, я бы ее не узнал
.
От старой сводни с улицы Лепик осталась только темная глубина взгляда, вобравшего, казалось, весь тысячелетний жестокий опыт мира
.
Обрамленное седыми волосами лицо имело выражение немного высокомерной холодности;
на плечи было небрежно наброшено манто из выдры;
на шее – косынка серого шелка;
она обзавелась величественной грудью, пополнела на добрый десяток килограммов и выглядела на столько же лет моложе: потом она мне объяснила, что, используя свои связи, «рассталась с морщинами» в военном госпитале для тяжелообожжен ных в Берке
.
К косынке была приколота золотая ящерица, которую я так хорошо знал
.
Она подождала, пока господин Жан почтительно закроет за ней дверь, достала из сумки сигарету, прикурила от золотой зажигалки и затянулась, глядя на меня
.
На ее губах появился намек на улыбку, когда она увидела, как я сижу на стуле с разинутым от удивления ртом
.
Она взяла на руки Чонга и еще минуту внимательно и почти недоброжелательно смотрела на меня, как бы не одобряя доверие, которое вынуждена была оказать мне;
потом она наклонилась ко мне
.
– Дюкро, Сален и Мазюрье под подозрением, – прошептала она,-Грюбер их пока не трогает, потому что хочет выйти на остальных
.
Скажи им, чтобы на время притихли
.
И больше никаких собраний в задней комнате «Нормандца», или, во всяком случае, не одни и те же физиономии
.
Понятно?
Я молчал
.
У меня был туман перед глазами, и мне вдруг захотелось в уборную
.
– Ты запомнишь фамилии?
Я кивнул
.
– И ты им обо мне ничего не скажешь
.
Ни слова
.
Ты меня никогда не видел
.
Понял?
– Понял, мадам Жю
.
.
.
– Молчи, дурак
.
Госпожа Эстергази
.
– Да, госпожа Эстер
.
.
.
– Не Эстер
.
Эстергази
.
Эстер в наше время неподходящая фамилия
.
И поторопись, потому что, если все раскроется, Грюбер их заберет перед собранием
.
У меня там парень, который мне дает сведения, но этот идиот уже три дня лежит с пневмонией
.
Ромен Гари Воздушные змеи Она поправила на плечах манто из выдры, расправила косынку, посмотрела на меня долгим взглядом, раздавила сигарету в пепельнице на моем столе и вышла
.
Я весь день пробегал, чтобы предупредить товарищей об опасности
.
Субабер непременно хотел знать, кто меня предупредил, но я сказал, что прохожий передал мне на улице записку и убежал со всех ног
.
Я был настолько потрясен превращением хозяйки с улицы Лепик в эту явившуюся в контору статую командора, что старался не думать об этом и никому не сказал ни слова, даже дяде Амбруазу
.
В конце концов я решил, что мое «состояние» ухудшилось и у меня была галлюцинация
.
Но два-три раза в месяц, во время обеда, господин Жан приносил мне собачку графини, и, забирая ее, она всегда сообщала мне какие-то сведения, порой такие важные, что мне трудно было притвориться, что эту информацию мне передал незнакомый человек на улице в Клери
.
– Послушайте, мадам
.
.
.
в общем, как вы хотите, чтобы я объяснил им, откуда у меня эти сведения?
– Я тебе запрещаю им говорить обо мне
.
Я не боюсь сдохнуть, но я уверена, что нацисты проиграют войну, а я хочу это видеть
.
– Но как вы
.
.
.
– Моя дочь – секретарша в штабе, в «Оленьей гостинице»
.
Она зажгла сигарету
.
– И она любовница полковника Штеккера
.
Она усмехнулась и погладила Чонга
.
– «Оленья гостиница»
.
У всех оленей есть рога
.
Скажешь твоим, что нашел эти сведения в конверте на своем столе
.
Ты не знаешь, откуда они
.
Скажи им, если хотят по-прежнему получать информацию, то не должны задавать тебе вопросов
.
В первый раз я увидел на ее лице тень беспокойства, когда она смотрела на меня
.
– Я тебе доверилась, Людо
.
Это всегда большая глупость, но я пошла на риск
.
Я всегда стояла обеими ногами на земле, но на этот раз
.
.
.
– Она улыбнулась, – Я недавно ходила смотреть на воздушных змеев твоего дяди
.
Там был один очень красивый, он вырвался у него из рук и улетел
.
Твой дядя мне сказал, что он уже не вернется или его подберут всего поломанного и разорванного
.
– Погоня за небом, – сказал я
.
– Никогда не думала, что со мной так будет, – сказала мадам Жюли Эспиноза, и неожи данно я увидел у нее на глазах слезы
.
Может, когда человек видел слишком много черного, небо заставляет терять голову
.
– Можете мне верить, мадам Эстергази, – сказал я мягко
.
– Я вас не выдам
.
Вы ведь мне говорили, что у меня взгляд смертника
.
Субабер не верил ни одному слову из этой истории с конвертом
.
Когда я вручил ему дис локацию всех немецких войск в Нормандии: количество самолетов на каждом участке, места размещения береговых батарей и зенитных орудий, количество немецких дивизий, выведен ных из России и продвигающихся на запад, – он был близок к тому, чтобы начать разбор моего дела
.
– Откуда это у тебя, скотина?
– Не могу вам сказать
.
Я поклялся
.
Товарищи начинали бросать на меня странные взгляды
.
Лондон требовал сообщить источ ник сведений
.
Я до того ломал себе голову, что по несколько дней не видел Лилу
.
Мне нужно было во что бы то ни стало найти выход из положения и добиться от той, кого я мыслен но называл «еврейкой», разрешения все объяснить командиру нашей организации
.
В конце Ромен Гари Воздушные змеи концов я прибег к доводу, которым не мог особенно гордиться, но который мне показался подходящим
.
В воскресенье, побывав на мессе, Эстергази пришла обедать в «Прелестный уголок»
.
Около трех часов графиня вошла ко мне в контору, вынула из сумки записку, бросила осторожный взгляд на дверь и положила бумажку передо мной
.
– Выучи это наизусть и сразу сожги
.
Это был список «доверенных лиц», то есть осведомителей, которыми гестапо располагало в нашем районе
.
Я два раза перечитал фамилии и сжег бумагу
.
– Как вы это достали?
Мадам Жюли сидела передо мной, вся в сером, гладя Чонга
.
– Неважно
.
– Да объясните же, Господи! Это просто немыслимо
.
Это взято прямо из гестапо
.
– Ладно, я скажу тебе
.
Арнольд, заместитель Грюбера, гомосексуалист
.
Он живет с одним из моих друзей, евреем
.
Она потерлась щекой о мордочку Чонга
.
– Только я знаю, что он еврей
.
Я ему сделала фальшивые арийские документы
.
Три поко ления арийцев
.
Он ни в чем не может мне отказать
.
– Теперь, когда у него хорошие бумаги, он может выдать вас, чтобы избавиться
.
– Нет, мой маленький Людо, потому что я сохранила его настоящие документы
.
В ее черных глазах было что-то непреклонное, почти непобедимое
.
– До свиданья, малыш
.
– Подождите
.
Как вы думаете, что с вами будет, если меня возьмут и расстреляют?
– Ничего
.
Мне будет очень грустно
.
– Вы ошибаетесь, госпожа Эстергази
.
Если не будет меня, чтобы засвидетельствовать все, что вы сделали для Сопротивления, с первых же дней освобождения вами займутся
.
И тогда не будет никого, чтобы защитить вас
.
Останется только
.
.
.
– Я проглотил слюну и собрал все свое мужество
.
– Останется только сводня Жюли Эспиноза, которая была в наилучших отношениях с немцами
.
Можете быть уверены, тогда будут расстреливать так же быстро, как сейчас
.
Только я знаю, что вы для нас сделали, и если меня уже не будет
.
.
.
На секунду ее рука застыла на головке Чонга, потом продолжала гладить
.
Я был испуган собственной дерзостью
.
Но я увидел на лице «хозяйки» улыбку
.
– Ну вот, ты сильно закалился, Людо, – сказала она
.
– Настоящий мужчина
.
Но ты прав
.
У меня есть свидетели в Париже, но, может быть, я не успею обернуться
.
Ладно, давай
.
Можешь сказать своим друзьям
.
И скажи им, чтобы завтра же было письмо с перечислением услуг, которые я им оказала
.
Я буду хранить его в надежном месте
.
.
.
там, куда, уважая мой возраст, никто уже не полезет
.
И скажи своему начальнику
.
.
.
как его?
– Субабер
.
– Скажи, что, если кто-то проболтается, я первая это узнаю и успею скрыться, а вы не успеете
.
Никто из вас
.
Никто не уцелеет, даже ты
.
Меня слишком часто в жизни использо вали, чтобы я позволила сделать это еще раз
.
Пусть твой начальник держит рот на замке, а то я его ему закрою навсегда
.
В тот вечер мне понадобился целый час, чтобы все объяснить Суба
.
Выслушав меня, он сказал только:
– Да, эта шлюха – чудо
.
Впоследствии мне пришлось почти пожалеть, что я прибег к такому средству, чтобы воздей ствовать на графиню
.
Я затронул ее самое чувствительное место: инстинкт самосохранения
.
Ромен Гари Воздушные змеи Забота о том, что с ней будет после ухода немцев, стала ее навязчивой идеей: она только что не требовала от меня расписки каждый раз, как передавала мне сведения
.
Получив удосто верение «Выдающийся участник Сопротивления» с датой и подписью «Геркулес» (скромная боевая кличка, которую избрал себе Субабер), она потребовала еще одно, для дочери, и тре тье, также отпечатанное на машинке, с датой и подписью, но где имя владельца не было вписано
.
– На случай, если я захочу кого-нибудь спасти, – объяснила она мне
.
Скоро мадам Жюли дали в Лондоне зашифрованное имя: Гаранс
.
Сегодня широко извест но, сколько она сделала для подполья, так как она получила орден Сопротивления, но здесь я изменил некоторые имена и детали, чтобы не поставить в неловкое положение ту, которая после войны приобрела такую известность
.
Она продолжала нас информировать, пока не вы садились союзники, и ее ни разу не заподозрили и не тронули
.
До самого конца ее связи с оккупантами квалифицировались в наших краях как «постыдные»: за несколько дней до вы садки она устроила для немецких офицеров «Оленьей гостиницы» garden-party1
.
Она осмелела до того, что разрешила нам установить приемник-передатчик в комнате своей горничной, и означенная горничная, Одетта Лонье, только что прошедшая курс обучения в Лондоне, могла, таким образом, спокойно работать в ста пятидесяти метрах от немецкого штаба
.
С самого начала у нас была договоренность, что я никогда не буду сам вступать в контакт с графиней
.
– Если у меня для вас что-то есть, я приду сюда обедать и оставлю тебе Чонга
.
Уходя, я его заберу и скажу тебе что надо
.
Если я захочу, чтобы ты пришел ко мне, я забуду здесь собачку, и ты мне ее принесешь
.
.
.
Через несколько месяцев после нашей первой встречи господин Жан вошел ко мне в кабинет, где Чонг дремал на стуле
.
– Эта Эстергази забыла собачонку
.
Она только что звонила
.
Она хочет, чтобы ты ее принес
.
– Черт, – сказал я ради проформы
.
Вилла, которую до войны занимала еврейская семья из Парижа, находилась в большом парке «Оленьей гостиницы»
.
Чонгу совсем не понравилась поездка на велосипеде у меня под мышкой, и он все время вырывался
.
Мне пришлось немного пройти пешком
.
Довольно хорошенькая горничная вышла на мой звонок:
– Ах да, мадам его забыла
.
.
.
Она хотела взять песика, но я с мрачным видом упирался:
– Послушайте, я час трясся на велосипеде и
.
.
.
– Сейчас спрошу
.
Через несколько минут она вернулась:
– Мадам просит вас зайти
.
Она хочет вас поблагодарить
.
Графиня Эстергази, в скромном сером платье, которое так шло к ее белоснежным воло сам, уложенным в пучок, появилась в дверях гостиной в сопровождении молодого немецкого офицера – он с ней прощался
.
Я его хорошо знал с виду: это был переводчик штаба, часто сопровождавший в «Прелестный уголок» полковника Штеккера
.
– До свидания, капитан
.
И поверьте мне, адмирал Хорти стал регентом не по своей воле
.
Его популярность, значительная уже в семнадцатом году после битвы при Отранте, так воз росла после того, как он разгромил в девятнадцатом году большевистскую революцию Белы Куна, что ему оставалось лишь склониться перед волей парода
.
.
.
Прием на открытом воздухе (англ
.
)
.
Ромен Гари Воздушные змеи Это был, слово в слово, отрывок из учебника истории, который мадам Жюли пересказывала при мне наизусть в 1940 году, когда готовилась к победе немцев
.
– Тем не менее говорят, что у него были династические чаяния, – сказал капитан
.
– Он сделал своего сына Иштвана вице-регентом
.
.
.
– Ах, вот ты где
.
– Она мне улыбнулась
.
– Бедненький
.
Я его забыла
.
Идите сюда, молодой человек, идите сюда
.
.
.
Офицер поцеловал руку графини и вышел
.
Я прошел за ней в гостиную
.
На рояле стояли знаменитые «надписанные» портреты Хорти и Салазара, которые я видел в «гостинице тран зита»
.
На стене на видном месте был портрет маршала Петена
.
Недоставало только портрета Гитлера, который я тоже видел «подготовленным» на улице Лепик
.
– Да, знаю, – сказала мадам Жюли, проследив за моим взглядом
.
– Но мне от него становилось дурно
.
Она выглянула в переднюю, потом закрыла дверь
.
– Этот красивый капитан спит со служанкой, – сказала она
.
– Тем лучше, это может пригодиться
.
Но я каждые два-три месяца меняю прислугу
.
Так вернее
.
А то они всегда слишком много узнают
.
Она еще раз быстро открыла дверь и выглянула
.
Никого не было
.
– Ну ладно
.
Иди сюда
.
Я прошел за ней в спальню За несколько минут в ней произошла удивительная перемена
.
В «Прелестном уголке» и когда она только что говорила с немецким офицером, это была светская дама;
она держалась очень прямо, с высоко поднятой головой, опираясь на трость
.
Сейчас она тяжело переваливалась с ноги на ногу, как грузчик под непосильной ношей
.
Она как будто потолстела на двадцать килограммов и постарела на двадцать лет
.
Она подошла к комоду, открыла ящик и вынула флакон духов «Коти»:
– На, возьми
.
– Духи, мадам Жю
.
.
.
– Никогда меня так не зови, дурак
.
Избавься от этой привычки, а то можешь оговориться в неподходящий момент
.
Это не духи
.
Это убивает, но действует через сорок восемь часов
.
Слушай внимательно
.
.
.
Так мы узнали в июне 1942-го, что новый командующий немецкими войсками в Нормандии генерал фон Тиле собирается дать в «Прелестном уголке» обед, на котором должны присут ствовать сам министр люфтваффе маршал Геринг, группа лучших летчиков-истребителей, в том числе Гарланд, враг номер один английской авиации, и некоторые из наиболее высокопо ставленных генералов
.
Нашим первым решением, когда мы узнали день и час геринговского обеда, было нанести решающий удар
.
Ничего нет проще, чем подлить яду в кушанья
.
Но все же это было слишком важное дело, чтобы провести его по собственной инициативе, и мы запросили Лондон
.
Надо было все предусмотреть, в том числе эвакуацию Дюпра в Англию на подводной лодке
.
О по дробностях операции «Ахиллесова пята» рассказывалось уже не раз;
в частности, в мемуарах Дональда Саймса «Огненные ночи»
.
Мне поручили убедить Дюпра, и я с опаской приступил к делу
.
В избранном генералом фон Тиле меню среди других блюд был рулет из даров моря с трюфелями и фисташками
.
Я изложил наш план – признаюсь, довольно слабым голосом
.
Дюпра решительно отказался:
– Яд в моем рулете? Это невозможно
.
– Почему?
Он испепелил меня тем голубовато-стальным взглядом, который я так хорошо знал:
Ромен Гари Воздушные змеи – Потому что это будет невкусно
.
Он повернулся ко мне спиной
.
Когда я робко попытался пойти за ним на кухню, он взял меня за плечи и молча вытолкал вон
.
К счастью, Лондон послал нам приказ, аннулирующий операцию
.
Я даже задавал себе вопрос, не сам ли де Голль ее отменил, заботясь о престиже «Прелестного уголка»
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXIII Я меньше говорил с Лилой, меньше видел ее и лучше скрывал от посторонних глаз: таково было правило подполья
.
Время от времени то один, то другой из нас попадался, потому что слишком рисковал и не умел скрывать свой «смысл жизни»
.
Я держал в памяти столько сотен адресов, которые без конца менялись, столько кодов, сообщений, военных сведений, что теперь Лила занимала в ней меньше места, ей пришлось сжаться и довольствоваться меньшим
.
До меня с трудом доходил ее голос с оттенком упрека, когда у меня была возможность подумать о ней, а не о завтрашнем дне, встречах, арестах и всегда возможном предательстве
.
«Если ты так будешь забывать меня, Людо, все будет кончено
.
Все
.
Чем больше ты будешь меня забывать, тем больше я буду превращаться в воспоминание»
.
«Я тебя не забываю
.
Я тебя прячу, вот и все
.
Я не забыл ни тебя, ни Тада, ни Бруно
.
Ты должна была бы понять
.
Сейчас не время открывать немцам свой смысл жизни
.
Они за это расстреливают»
.
«Ты стал такой уверенный в себе, такой спокойный
.
Ты часто смеешься, как будто со мной ничего не может случиться»
.
«Пока я буду спокоен и уверен, с тобой ничего не случится»
.
«Как ты можешь знать? А если я умерла?» Когда я слышу этот коварный шепот, мое сердце почти останавливается
.
Но это не голос Лилы
.
Это только голос усталости и сомнения
.
Никогда еще я не делал таких усилий, чтобы сохранить свое безумие
.
Я не пренебрегаю никакими уловками, никакими хитростями
.
Ночью я встаю, грею воду и наполняю ванну
.
Там, в своем заснеженном лесу, где такой мороз, что каждое утро под деревьями можно найти тельца замерзших птиц, они мечтают о горячей ванне
.
«Ты действительно думаешь обо всем, Людо»
.
Она здесь, в тени моих век, она сидит по горло в теплой воде
.
«Тяжело, знаешь
.
Голод, снег
.
.
.
А я так ненавижу холод! Я себя спрашиваю, сколько еще мы сможем продержаться
.
Русские все отступают
.
Никто нам не помогает
.
Мы одни»
.
«А как Тад?» «Он командует всеми здешними партизанами
.
Его имя стало легендарным»
.
«А Бруно?» Она улыбается:
«Бедняжка! Ты бы его видел с винтовкой в руке
.
.
.
Несколько месяцев он держался
.
.
.
» «Чтобы быть рядом с тобой»
.
«Теперь он в Варшаве, у своего профессора музыки
.
У него есть рояль»
.
Я чувствую, как чья-то рука резко трясет меня за плечо
.
В дождливом сумраке утра рядом стоит Дядя
.
– Вставай, Людо
.
Около Гуанских болот нашли английский самолет
.
На борту никого нет
.
Летчики, наверно, бродят в поисках убежища
.
Надо попытаться их найти
.
Еще месяц, другой
.
Окружающая действительность становится все более жестокой, все более безжалостной: все, кто издавал газету «Кларте»1, арестованы, никому не удалось спа Подпольная антифашистская газета, издававшаяся во время оккупации
.
Ромен Гари Воздушные змеи стись
.
Вот уже несколько недель, как я не видел Лилу;
я даже ходил к доктору Гардье, чтобы узнать, нет ли у меня чего с сердцем
.
Но нет, все нормально
.
Когда я слишком унывал, и у меня не хватало сил, и мое воображение складывало оружие, я отправлялся в Клери к своему старому учителю французского
.
Он жил в домике с садиком, зажатом между двумя деревьями
.
Госпожа Пендер готовила чай и подавала нам его в биб лиотеку
.
Ее муж усаживал меня и долго смотрел на меня поверх пенсне
.
Он был, наверно, последним человеком, который еще носил одежду из люстрина
.
Для письма он еще пользо вался старым пером «сержан», каким писали, когда я был маленьким
.
Он говорил мне, что в молодости мечтал стать писателем-романистом, но что воображение помогло ему только найти жену
.
Госпожа Пендер смеялась, поднимала глаза к небу и наполняла чашки
.
Есть пожилые женщины, в которых при смехе или определенном жесте оживает молодая девушка
.
Я молчал
.
Я приходил не разговаривать» а успокоиться;
эта пара успокаивала меня своей прочностью:
их длительная совместная старость давала мне надежду
.
В доме было холодно, и господин Пендер сидел за письменным столом, набросив на плечи пальто, в широкополой шляпе и с фланелевым платком на шее;
госпожа Пендер носила старомодные платья до щиколоток, ее совершенно седые волосы были собраны в пучок
.
Я жадно наблюдал за ними, как бы видя в них свое будущее
.
Я мечтал о старости, о том, чтобы на пороге дряхлости быть вместе с Лилой
.
Все, что было во мне сомнением, тревогой, почти отчаянием, успокаивалось при виде этой старой счастливой четы
.
В эту гавань мне хотелось приплыть
.
– Над Амбруазом Флери и его воздушными змеями смеются по-прежнему, – сказал гос подин Пендер
.
– Это добрый знак
.
У смешного есть большое преимущество: это надежное место, где серьезное может затаиться и выжить
.
Удивляюсь, почему гестапо вас не трогает
.
– Они уже у нас рылись и ничего не нашли
.
Господин Пендер улыбнулся:
– Это проблема, которую нацисты никогда не смогут решить
.
Здесь все их поиски оказы ваются безрезультатными
.
Как
.
.
.
твоя подруга?
– Нам многое сбрасывают с парашютом
.
Приемники-передатчики нового типа и при них инструктор
.
И оружие
.
Только на ферме Гамбье спрятано сто пистолетов, гранаты и зажига тельные шашки
.
.
.
Я делаю все, что могу
.
Господин Пендер кивнул мне в знак того, что понимает:
– Я одного только боюсь, Людовик Флери, – вашей
.
.
.
встречи
.
Может быть, меня уже не будет, и это избавит меня от многих разочарований
.
Когда вернется Франция, она будет нуждаться не только во всей силе нашего воображения, но и во многих воображаемых ве щах
.
И эта молодая женщина, которую ты три года так горячо воображаешь, когда ты ее найдешь
.
.
.
Придется тебе по-прежнему изо всех сил ее придумывать
.
Она наверняка будет совсем другой, чем раньше
.
Наши бойцы Сопротивления, ожидающие от Франции после осво бождения Бог весть какого чуда, часто будут смеяться над мерой своего разочарования;
но их собственная мерка
.
.
.
– Вопрос любви, – сказал я
.
Господин Пендер сосал свой пустой мундштук
.
– Ничто из того, что не может быть объектом воображения, не заслуживает права на существование – иначе море было бы только соленой водой
.
.
.
Я, например, уже пятьдесят лет не устаю придумывать свою жену
.
Я даже не дал ей постареть
.
Все ее недостатки я превратил в достоинства
.
А я в ее глазах человек необыкновенный
.
Она тоже всегда меня придумывала
.
За пятьдесят лет совместной жизни по-настоящему учишься не видеть друг друга, а выдумывать, каждый день
.
Конечно, всегда надо принимать вещи такими, какие они есть
.
Чтобы лучше свернуть им шею
.
Впрочем, цивилизация – не что иное, как постоянное Ромен Гари Воздушные змеи свертывание шеи вещам, какие они есть
.
.
.
Через год господина Пендера арестовали, и он не вернулся из концлагеря;
не вернулась и его жена, хотя в концлагерь не попала
.
Я часто навещаю их в их домике, и они по-прежнему весело меня принимают, хотя их будто бы давно уже нет
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXIV Принимая участие в подпольной борьбе, чтобы ускорить возвращение Лилы, я обеспечи вал связь между товарищами;
кроме того, вместе с Андре Кайе и Лариньером отвечал за нормандское звено «цепочки спасения», которая прятала и переправляла в Испанию сбитых летчиков союзников – тех, кого наши подбирали раньше немцев
.
Только за февраль-март 1942-го мы смогли переправить пятерых из девяти пилотов, которым удалось посадить само лет или выброситься с парашютом
.
В конце марта Кайе сообщил, что на ферме Рие прячут летчика-истребителя, – место хорошее, но семья Рие начала беспокоиться, особенно стару ха, ей восемьдесят лет, и она боится за своих
.
Мы пустились в путь на заре;
стоял туман
.
Влажная земля липла к нашим башмакам;
надо было пройти двадцать километров да еще обходить дороги и немецкие посты
.
Мы шли молча, и только когда были уже возле фермы, Кайе объявил:
– Слушай, я забыл тебе сказать
.
.
.
– Он бросил на меня искоса дружеский и немного лукавый взгляд
.
– Может, это тебе будет интересно
.
Этот летчик – поляк
.
Я знал, что в британских военно-воздушных силах много польских летчиков, но участни кам Сопротивления такой попадался в первый раз
.
Тад, подумал я
.
Глупая мысль: согласно тому, что носит столь трагическое порой название «подсчет вероятностей», не было никакой вероятности, чтобы это был он
.
Надежда часто шутит с нами подобным образом, но, в конце концов, только такими шутками и живешь
.
Мое сердце страшно забилось;
я остановился и устремил на Андре Кайе умоляющий взгляд, как если бы все зависело от него
.
– В чем дело?
– Это он, – сказал я
.
– Кто он?
Я не ответил
.
В лесу, за километр от фермы, был сарай, где Рие держали дрова;
метрах в ста от сарая мы выкопали подземный ход: он вел к тайнику, где хранилось оружие;
там прятались также товарищи, чья жизнь находилась под угрозой, и летчики, которых удавалось спасти
.
Снаружи вход был замаскирован кучей хвороста
.
Мы отгребли поленья и ветки и, приподняв заслон, спустились в двадцатиметровый ход, который вел к тайнику
.
Было очень темно;
я зажег фонарик;
летчик спал на матрасе, под одеялом;
я видел только нашивку «Poland»1 на рукаве его серого мундира и его волосы
.
Этого мне было достаточно, но сама мысль показалась такой невероятной, такой дикой, что я бросился к спящему и, отогнув одеяло, поднес фонарик к его лицу
.
Я стоял, склонившись над ним, держа конец одеяла и думая, что моя проклятая память снова воскрешает прошлое
.
Но это не было иллюзией
.
Бруно, нежный Бруно, такой неловкий, всегда погруженный в свои музыкальные фантазии, был здесь, передо мной, в форме английского летчика
.
Я был не в силах шевельнуть пальцем
.
Кайе толкнул его, чтобы разбудить
.
Бруно медленно встал
.
В темноте он не узнал меня
.
Только когда я осветил свое лицо фонариком, он прошептал:
– Людо!
Польша (англ
.
)
.
Ромен Гари Воздушные змеи Он обнял меня
.
Я не мог даже ответить на его объятие
.
Надежда сжала мне горло
.
Если Бруно удалось добраться до Англии, значит, Лила тоже там
.
Наконец я спросил, со страхом в голосе, потому что рисковал узнать правду:
– Где Лила?
Он покачал головой:
– Не знаю, Людо
.
Не знаю
.
В его глазах было столько жалости и нежности, что я схватил его за плечи и встряхнул:
– Говори правду! Что с ней стало? Не старайся пощадить меня
.
– Успокойся
.
Я не знаю, ничего не знаю
.
Я уехал из Польши через несколько дней после твоего отъезда» чтобы участвовать в музыкальном конкурсе в Англии
.
В Эдинбурге
.
Может быть, помнишь
.
.
.
– Я все помню
.
– Я приехал в Англию за две недели до войны
.
С тех пор я делал все возможное, чтобы что-то узнать
.
.
.
Как и ты, конечно
.
.
.
Мне ничего не удалось
.
Ему трудно было говорить, и он опустил голову
.
– Но я знаю, что она жива
.
.
.
Что она вернется
.
Ты тоже, правда?
– Да, она вернется
.
Он в первый раз улыбнулся:
– Впрочем, она нас никогда не покидала
.
.
.
– Никогда
.
Он держал правую руку на моем плече, и я понемногу успокаивался от этого братского прикосновения
.
Я увидел ленточки наград на его груди
.
– Ну и ну!
– Что ты хочешь, иногда несчастье меняет человека
.
Даже мирный мечтатель может стать человеком действия
.
С начала войны я пошел в английскую авиацию
.
Я стал летчиком истребителем
.
Он поколебался и сказал немного застенчиво, как о чем-то нескромном:
– На моем счету семь сбитых самолетов
.
Да, старина Людо, время музыки прошло
.
– Оно вернется
.
– Не для меня
.
Он снял руку с моего плеча и поднял ее
.
У него был протез: не хватало двух пальцев
.
Он посмотрел на протез улыбаясь
.
– Еще одна мечта Лилы улетучивается, – сказал он
.
– Помнишь? Новый Горовиц, новый Рубинштейн
.
.
.
– И ты с этим можешь летать?
– Да, вполне
.
Я с этим одержал четыре победы
.
.
.
Что до того, знаю ли я, что мне делать со своей жизнью потом
.
.
.
Это другой вопрос
.
Но война еще не скоро кончится, так что этот вопрос, может быть, и не встанет
.
Мы два дня провели вместе
.
Вооружившись превосходными немецкими документами, ко торые нам достала дочь госпожи Эстергази, мы могли пойти на небольшой риск, так что мы пообедали в «Прелестном уголке»
.
Выражение лица Дюпра, когда он увидел перед собой «юного гения», как раньше называли Бруно, доставило мне величайшее наслаждение, неза планированное в меню хозяина
.
Здесь были и изумление, и радость, и страх, с которым он косился в сторону немецких офицеров и начальника полиции Эвре, сидящих в «ротонде»
.
– А, это вы! – вот все, что он сказал
.
– У командира эскадрильи Броницкого на счету семь побед, – сказал я, не слишком понижая голос
– Он возвращается в Англию, чтобы продолжать борьбу, – добавил я громче
.
Не знаю, улыбался ли храбрый Марселен или показывал зубы
.
– Не стойте тут, ради Бога
.
Пойдемте
.
Он увел нас на «левый борт», как он говорил, и усадил за самый укромный столик в зале
.
– Все Флери ненормальные, – проворчал он
.
– Если бы не безумие, господин Дюпра, Франция давно бы сдалась
.
И вы первый
.
Мы больше не говорили о Лиле
.
Она была здесь, рядом;
мы так ощущали ее присутствие, что говорить о ней – значило бы отдалить ее от себя
.
Бруно говорил, как он восхищается Англией
.
Он рассказывал о жизни народа, который шел к победе, потому что в 1940-м не захотел понять, что война проиграна
.
– Они сохранили свою приветливость и хорошее настроение
.
Ни малейшей вражды к нам, иностранцам, не упускающим случая переспать с сестрами и женами английских солдат, которые сражаются за морем
.
А как французы?
– Приходят в себя
.
На нас это навалилось неожиданно, так что понадобилось время
.
Два раза к нам подходил Марселен Дюпра с видом одновременно обеспокоенным и вино ватым
.
Мы ели пулярку под соусом «Флеретт»
.
– Видите, я держусь, – сказал он Бруно
.
– Очень вкусно
.
Так же вкусно, как и раньше
.
Браво
.
– Вы им там скажите
.
Они могут приходить
.
Их хорошо примут
.
– Я скажу им
.
– Но уходите скорей
.
.
.
Может быть, он хотел сказать «приходите скорей»
.
Следовало все же допустить такую возможность
.
Во второй раз, осторожно оглядевшись, он спросил у Бруно:
– А ваша семья? У вас есть известия?
– Нет
.
Дюпра вздохнул и удалился
.
После обеда мы спокойно отправились в Ла-Мотт
.
Дядя стоял у фермы и курил трубку
.
Он не удивился, узнав Бруно
.
– Что ж, на свете все возможно, – сказал он
.
– Это доказывает, что иногда последнее слово остается за мечтателями и мечты не всегда рушатся
.
Я сказал ему, что Бруно стал в Англии летчиком, что он сбил семь самолетов противника и дней через десять снова будет драться
.
Пожимая ему руку, дядя, видно, почувствовал два стальных пальца протеза: он бросил на Бруно быстрый грустный взгляд
.
Потом его одолел приступ кашля, от которого на глазах выступили слезы
.
– Слишком много курю, – проворчал он
.
Бруно захотел посмотреть «ньямов», и дядя провел его в мастерскую, где дети возились с бумагой и банками клея
.
– Вы их всех уже видели, – сказал Амбруаз Флери
.
– Я сейчас не делаю новых, я держусь за старых
.
В наше время нам меньше нужны новинки, чем воспоминания
.
И потом, их нельзя запускать
.
Немцы не дают им достаточно высоты
.
Сначала они ограничили высоту до тридца ти, потом до пятнадцати метров, а сейчас они только что не требуют, чтобы мои воздушные змеи ползали
.
Боятся, что они могут служить для ориентировки летчикам союзников, а мо жет, им кажется, что это какие-то шифрованные послания подпольщикам
.
В общем-то, они не так уж не правы
.
Ромен Гари Воздушные змеи Он еще долго смущенно кашлял, и Бруно поспешил ответить на его невысказанный вопрос:
– К сожалению, у меня нет вестей о семье
.
Но я не беспокоюсь за Лилу
.
Она вернется
.
– Мы все здесь в этом уверены, – сказал дядя, бросив взгляд на меня
.
Мы пробыли в Ла-Мотт еще час, и опекун попросил Бруно связаться с его другом лордом Хау: пусть Бруно от имени Амбруаза Флери выразит дружеские чувства и благодарность членам общества «Воздушные змеи Англии»;
местное отделение в Клери шлет им братский привет
.
– Удивительно, как в сороковом они выстояли одни
.
Потом он произнес немного смешную фразу, мне странно было слышать ее от такого скромного человека
.
– Я счастлив, что смог принести пользу, – сказал он
.
В тот же вечер Бруно был на пути в Испанию, а через две недели мы получили «зашиф рованное сообщение» Би-би-си, подтверждающее его прибытие в Англию: «Виртуоз снова за роялем»
.
Я был глубоко взволнован нашей встречей
.
Это как бы предвещало конец неестественного положения вещей, внушало надежду на возвращение другого человека
.
Я усматривал в этом вызове теории вероятности Божью благосклонность
.
Не будучи верующим, я часто думал о Боге, потому что теперь человек более, чем всегда, нуждался в самых своих прекрасных творениях
.
Я уже говорил, как бы оправдываясь, что, занимаясь работой, чтобы ускорить возвращение Лилы, я все меньше ощущал ее физическое присутствие рядом с собой, и в этом я тоже видел добрый знак: так было, когда она перестала писать мне из Гродека, так как мы обязательно должны были встретиться
.
Я жил в предчувствии этой встречи
.
Мне казалось, что вот-вот дверь откроется и
.
.
.
Но это было пустое шаманство, и изменилось только мое отношение к дверям
.
Так как я теперь почти верил, что она жива, я больше не выдумывал ее, ограничиваясь воспоминаниями
.
Я вспоминал наши прогулки на берегу Балтийского моря, когда Лила «мечтала о себе» с такой досадой и с таким пылом
.
«Для меня единственная возможность – написать гениальное произведение
.
До сих пор женщине не было дано написать “Войну и мир”
.
Может быть, это то, что я должна сделать
.
.
.
» «Толстой это уже написал»
.
«Хватит, Людо! Каждый раз, как я пытаюсь что-то сделать из своей жизни, ты мне меша ешь
.
К черту!» «Лила, я уж вовсе не собираюсь стать первой женщиной Толстым, но
.
.
.
» «Ну, теперь сарказм! Только этого нам недоставало!» Я смеялся
.
Я был почти счастлив
.
Я черпал в своей памяти силу, которая, как говорил Амбруаз Флери, «была нужна французам, чтобы каждое утро вставало солнце»
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXV Количество диверсий возрастало, и немцам всюду начали мерещиться «вражеские агенты» – это походило на шпиономанию, захватившую в 39-40-х годах французов
.
Оккупанты про являли большую жестокость, и даже у Дюпра случались неприятности
.
Тем не менее Грюбер, начальник гестапо в Нормандии, был частым гостем в «Прелестном уголке»
.
Думаю, что его больше всего интересовали отношения между высшим офицерством вермахта и французскими деятелями
.
Грюбер был плотный, белесый, с волосами, подстриженными на уровне ушей, и мертвенно бледным лицом
.
Мне приходилось наблюдать за ним, когда он дегустировал самые изысканные блюда, и меня поражало, что он делал это с выражением одновременно внимательным и презрительным
.
Между тем глаза других немцев, таких как генерал фон Тиле и Отто Абец, людей высокой культуры, выражали восхищение, смешанное с глубоким удовлетворением, как если бы, завоевав Францию, они садились за наш стол, чтобы вкусить ее во всей ее несравненной неповторимости
.
Думаю, что для многих немцев, как вчера, так и сегодня, Франция была и есть место наслаждений
.
Так что я привык к гамме выражений, с которыми победители кушали хотя бы простого петуха в вине или рагу по-герцогски
.
О чем они думали в действительности, я не знал
.
Возможно, это был символический обряд, мало отличавшийся от обычая великих цивилизаций прошлого, например у инков или ацтеков, когда победитель вырывал у побежденного сердце и съедал его, чтобы завладеть душой и разумом убитого
.
Но Грюбер жевал с выражением, сильно отличавшимся от того, какое я обычно наблюдал
.
Как я уже говорил, здесь было подозрительное, немного презрительное и, во всяком случае, сардоническое внимание человека, на которого не так легко произвести впечатление
.
Люсьен Дюпра нашел нужное слово:
– Погляди на него
.
Он расследует
.
Он хочет знать, как это делается
.
Именно так
.
Думаю, многие немцы, которые находились во Франции во время оккупации, также спрашивали себя, «как это делается»
.
Трудно было понять, чем «Прелестный уголок» мог привлекать такого невежественного человека, как Грюбер
.
Словцо Дюпра «он чует врага», по моему мнению, не подходило к примитивному характеру этого индивидуума, тем более что Грюбер часто называл заведение «местом растления»
.
Марселен Дюпра не старался его ублажить, хотя и доставал для «Прелестного уголка» продукты вопреки всем действующим ограничениям
.
Он знал, что его поддерживают в высших сферах, и известно, что в начале оккупации немцы старались сохранить французскую элиту и привлечь ее на свою сторону
.
Для Дюпра эта политика объяснялась просто: вожди великого рейха намеревались «сотворить Европу» и стремились показать, что в этой Европе Франция будет занимать место, принадлежащее ей по праву
.
Но даже если предположить, что у Грюбера были строгие указания относительно заведения Дюпра, которые ему приходилось выполнять против воли, трудно было объяснить его обиженный и почти ненавидящий вид, когда он ел рулет из устриц, – как будто блюдо бросало вызов его нацистской вере
.
Во всяком случае, никто не ожидал того, что он сделал, несмотря на все приказы, касаю щиеся «лиц, склонных к сотрудничеству»: 2 марта 1942 года он арестовал Марселена Дюпра
.
Восемь дней ресторан не работал, и дело приняло такие размеры, что Абец посылал воз мущенные телеграммы в Берлин;
после войны их нашли;
одну из них цитирует Штернер:
Ромен Гари Воздушные змеи «Имеется ведь приказ самого фюрера относиться с уважением к историческим центрам Фран ции»
.
Вернувшись после недели тюремного заключения, Дюпра был взбешен, но горд («я не сдаюсь»);
однако он отказался рассказать нам, почему Грюбер его допрашивал и посадил в тюрьму
.
В Клери думали, что из-за черного рынка и из-за того, что Марселен не захотел давать взятки по повышенному тарифу
.
Кроме того, Дюпра находился под покровительством фон Тиле, а в то время отношения между нацистами и «высшей кастой» вермахта быстро портились
.
Что до меня, я был уверен, что Грюбер хотел напомнить и тем и другим, кто настоящий хозяин «Прелестного уголка»
.
У дяди было как будто другое представление о случившемся
.
Я так и не узнал, умышленно или нет он сыграл шутку с Марселеном, но смеяться он очень любил
.
Возможно, он просто выпил лишний стаканчик с друзьями, когда заявил за стойкой «Улитки»:
– Марселена допрашивали день и ночь
.
Он выдержал
.
– Но что они хотели узнать? – спросил хозяин, господин Менье
.
Дядя разгладил усы
.
– Рецепт, черт подери, – сказал он
.
Наступило молчание
.
Кроме хозяина, там были наш сосед Гастон Кайе и еще Антуан Вай – имя его сына сейчас на памятнике погибшим
.
– Какой рецепт? – спросил наконец господин Менье
.
– Рецепт, – повторил дядя
.
– Боши хотели знать, как это делается: кролик по-фермерски в малиновом соусе, белое мясо «Шартрский собор» – в общем, все меню
.
И что же – этот чертов Марселен отказался говорить
.
Они подвергли его самым страшным пыткам, в ванне и все такое, но он хорошо держался
.
Он не выдал даже рецепта своей похлебки с тремя соусами
.
Вот, ребята, есть такие, кто начинает говорить, как только станет чуточку больно, но нашего Марселена едва не убили, а он все-таки молчал
.
Трое стариков помирали со смеху
.
Дяде даже не пришлось им подмигивать
.
– Я был уверен, что наш национальный Марселен будет молчать, – сказал папаша Кайе
.
– Рецепты «Прелестного уголка» – вещь священная
.
Да, но все-таки это здорово, черт возьми
.
– Мы очень взволнованы, – сказал Вай
.
Хозяин наполнил их стаканы
.
– Надо всем рассказать, – прошептал дядя
.
– Еще бы! – завопил Вай
.
– Надо, чтобы внуки рассказывали об этом правнукам, и так далее
.
– Вот-вот, и так далее, – одобрил Кайе
.
– Мы обязаны – ради Марселена, – Что надо, то надо, – заключил дядя
.
Как вы, может быть, помните, история о великом французском кулинаре, который не выдал своих рецептов немцам даже под пыткой, была напечатана в сентябре 1945 года в американской военной газете «Stars and Stripes»1
.
В Америке она получила широкий отклик
.
Когда об этом спрашивали самого Марселена Дюпра, он пожимал плечами: «Люди болтают невесть что
.
Правда то, что для нацистов я был тем, чего они не выносят: непобедимой Францией, которая снова побеждает
.
Вот и все
.
Тогда они решили мне отомстить
.
Что до всего остального
.
.
.
Говорю вам, люди болтают невесть что»
.
– Ты слишком скромен, Марселен, – говорил дядя
.
Мне пришлось присутствовать при рождении «легенды», когда Дюпра сердился и отрицал «все эти россказни»
«Прелест ный уголок» пережил страшные годы и должен начать жизнь сначала
.
Марселен Дюпра еще некоторое время ворчал, потом махнул рукой
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVI 27 марта 1942 года погода стояла холодная и пасмурная
.
Мне надо было переправить в Веррьер, что в десяти километрах от Клери, два новых приемника типа АМК-11 и некоторое количество «редкостей»: «козьего помета» со взрывателями замедленного действия и зажига тельных «сигарет»
.
Все это я спрятал под соломой и досками;
я забрал снаряжение у Бюи;
доктор Гардье одолжил мне свою повозку, и конь Клементин бежал бодро;
для виду я поло жил на солому несколько воздушных змеев: отношение к мастерской Амбруаза Флери пока еще было благосклонное, она даже значилась в списке «поощряемых видов деятельности» комиссариата по работе с молодежью, как нам сообщил сам мэр Клери
.
Я ехал по дороге мимо «Гусиной усадьбы»;
доехав до входа, я увидел, что ворота широко распахнуты
.
У меня были к усадьбе довольно странные чувства владельца или, точнее, «хра нителя памяти»
.
Зная, что ничего не могу поделать, я все же не терпел непрошеных гостей
.
Я остановил Клементина, слез и пошел по главной аллее
.
Надо было пройти метров сто
.
Я был в двадцати шагах от бассейна, когда заметил, что на каменной скамье справа, под голыми каштанами, сидит человек
.
Он опустил голову и спрятал нос в меховой воротник пальто;
в руке он держал трость и чертил что-то ею на земле
.
Это был Стас Броницкий
.
Я не ощутил никакого волнения, у меня не забилось сердце – я всегда знал, что жизнь не лишена смысла и делает все от нее зависящее, даже если и ошибается норой
.
Они вернулись
.
Броницкий как будто не видел меня
.
Он смотрел себе под ноги
.
Концом трости он вывел несколько цифр и накрыл одну из них сухим листом каштана
.
Возле развалин усадьбы стоял «мерседес» фон Тиле
.
Сквозь веранду и наполовину разва лившуюся лестницу проросли кусты;
крыша и чердак исчезли
.
Верхние этажи сгорели, сохра нилась лишь нижняя часть фасада у входа, почерневшая от огня, с пустыми окнами
.
Огонь не тронул только комнаты первого этажа
.
Дверь была сорвана с петель каким-то охотником за дровами на зиму
.
Я услышал в доме смех Лилы
.
Я застыл с поднятыми глазами
.
Сначала я увидел, как вышли Ханс и генерал фон Тиле;
еще мгновение, и я увидел Лилу
.
Я сделал один-два шага, и она меня заметила
.
Казалось, она не удивилась
.
Я стоял неподвижно
.
В ее появлении было что-то такое простое и естественное, что я и сейчас не знаю, объяснялось ли мое спокойствие сильнейшим шоком, лишившим меня способности чувствовать
.
Я снял кепку, как слуга
.
На Лиле была белая дубленая куртка и берет;
под мышкой она держала несколько книг
.
Она спустилась по ступенькам, подошла ко мне и, улыбаясь, протянула затянутую в перчатку руку:
– А, Людо, здравствуй
.
Рада тебя видеть
.
Я как раз собиралась тебя навестить
.
Как твои дела, хорошо?
Я онемел
.
Теперь во мне поднималось изумление» переходившее в ужас и панику
.
– Хорошо, А ты как?
– Знаешь, со всеми этими ужасами, со всем, что происходит, могу сказать, что нам повезло
.
Только вот отец
.
.
.
В общем, это болезнь, и считают, что она пройдет
.
Извини, что я еще не была в Ла-Мотт, но уверяю тебя, я об этом думала
.
– Да?
Все было так вежливо, так по-светски, что казалось, я вижу кошмарный сон
.
Ромен Гари Воздушные змеи – Я приехала посмотреть, что уцелело, – сказала она
.
Думаю, она имела в виду усадьбу
.
– Почти все сгорело, но, видишь, мне удалось найти несколько книг
.
Пруст, Малларме, Валери»
.
Мало что осталось
.
– Да
.
Я пробормотал:
– Но все еще вернется
.
Она рассмеялась:
– А ты не изменился
.
По-прежнему немножко странный
.
– Ты знаешь, я страдаю от избытка памяти
.
У нее стал раздосадованный, немного смущенный вид, но она быстро взяла себя в руки, и выражение ее глаз смягчилось
.
– Я знаю
.
Не надо
.
Конечно, после стольких
.
.
.
несчастий прошлое кажется тем счастливее, чем оно дальше
.
– Да, правда
.
А
.
.
.
Тад?
– Остался в Польше
.
Не захотел уехать
.
Он в Сопротивлении
.
Фон Тиле и Ханс были в двух шагах и слышали нас
.
– Я всегда знала, что Тад будет делать что-то великое, – сказала Лила
.
– Впрочем, мы все так думали
.
Он один из тех, кто когда-нибудь будет вершить судьбу Польши
.
.
.
То есть того, что от нее останется
.
Фон Тиле скромно отвернулся
.
– Ты немного думал обо мне, Людо?
– Да
.
Ее взгляд затерялся где-то в вершинах деревьев
.
– Другой мир, – сказала она
.
– Как будто века прошли
.
Ну, я не буду больше задерживать моих друзей
.
Как твой дядя?
– Он продолжает
.
– По-прежнему воздушные змеи?
– По-прежнему
.
Но теперь он не имеет права запускать их очень высоко
.
– Поцелуй его от меня
.
Ну, до скорой встречи, Людо
.
Я обязательно зайду к тебе
.
Нам столько надо сказать друг другу
.
Тебя не мобилизовали?
– Нет, Меня освободили по болезни
.
Кажется, я немножко сумасшедший
.
Это наслед ственное
.
Она дотронулась до моей руки кончиками пальцев и пошла к машине, чтобы помочь отцу сесть
.
Она села между ним и генералом фон Тиле
.
Ханс сел за руль
.
Я слышал хохот ворон
.
Лила махнула мне рукой
.
Я ответил
.
«Мерседес» исчез в конце аллеи
.
Я долго стоял, пытаясь прийти в себя
.
Ощущение, что меня нет ни здесь, ни там, нет нигде;
потом медленное наступление отчаяния
.
Я боролся с ним
.
Я не хотел изменять себе
.
Отчаяние – всегда поражение
.
Остолбенев, не в силах пошевелиться, я стоял с кепкой в руке, и, по мере того как проходили минуты, ощущение нереальности сгущалось у этих развалин, в призрачном парке с белыми от инея деревьями, где все было неподвижным и мертвенным
.
Этого не может быть
.
Невозможно
.
Воображение сыграло со мной злую шутку, оно под вергло меня пытке, чтобы отомстить за все, чего я от него требовал целые годы
.
Еще одно видение, один из тех снов наяву, которым я так легко отдавался, и оно посмеялось надо мной
.
Оно не могло быть Лилой, это видение, такое светское, такое безразличное и такое далекое от Ромен Гари Воздушные змеи той, кто почти четыре года так активно жила в моей памяти
.
Непринужденность тона, сама вежливость, с какой она говорила, отсутствие всякого намека на наше прошлое в холоднова той голубизне глаз
.
.
.
– нет, ничего этого не было, моя болезнь усилилась из-за одиночества, и теперь я расплачиваюсь за то, что слишком потакал своему «безумию»
.
Это просто страшная галлюцинация из-за нервного истощения и временного упадка духа
.
Мне удалось наконец выйти из транса и направиться к воротам
.
Едва я сделал несколько шагов, как увидел скамью, где только что видел, как мне казалось, Стаса Броницкого, рисующего на земле концом трости числа воображаемой рулетки
.
Я еле решился опустить глаза, посмотреть и убедиться
.
Цифры были здесь, и на цифре семь лежал сухой лист
.
Едва понимая, что делаю, я доставил свой груз в Веррьер и вернулся домой
.
Дядя был в кухне
.
Он немного выпил
.
Он сидел у огня, гладя кота Гримо, который спал у него на коленях
.
Мне трудно было говорить:
–
.
.
.
С тех пор, как ее нет, она ни на минуту не покидала меня, а теперь, когда она вернулась, она совсем другая
.
.
.
– Черт возьми, мальчик
.
Ты ее слишком выдумывал
.
Четыре года разлуки – слишком большой простор для воображения
.
Мечта коснулась земли, а от этого всегда происходят поломки
.
Даже идеи становятся на себя не похожи, когда воплощаются в жизнь
.
Когда к нам вернется Франция, увидишь, какие у всех будут физиономии
.
Будут говорить: это не настоящая Франция, это другая! Немцы слишком заставили работать наше воображение
.
Когда они уйдут, встреча с Францией будет жестокой
.
Но что-то мне говорит, что ты снова узнаешь свою малышку
.
Любовь – вещь гениальная, и у нее есть дар все переваривать
.
Что касается тебя, ты думал, что живешь памятью, но больше всего ты жил воображением
.
Он усмехнулся:
– Воображение – неверный подход к женщине, Людо
.
В час ночи я стоял у окна с пылающим лицом, ожидая от ночи материнской ласки
.
Я услышал, что подъехала машина
.
Долгая пауза;
скрип лестницы;
у меня за спиной отворилась дверь;
я обернулся
.
Какую-то секунду дядя стоял один, с лампой в руке, потом он исчез, и я увидел Лилу
.
Она всхлипывала;
казалось, это стонет ночной лес
.
Ее стоны звучали как мольба о прощении за то, что у нее такое горе, такое несчастье
.
Я бросился к ней, но она отступила:
– Нет, Людо
.
Не трогай меня
.
Позже
.
.
.
может быть
.
.
.
позже
.
.
.
Сначала нужно, чтобы ты знал
.
.
.
чтобы ты понял
.
.
.
Я взял ее за руку
.
Она села на край кровати, съежившись в своей куртке, смирно сложив руки на коленях
.
Мы молчали
.
Слышно было, как скрипят голые ветки деревьев
.
В ее глазах было выражение почти молящего вопроса и нерешительности, как если бы она еще сомнева лась, может ли мне довериться
.
Я ждал
.
Я знал, почему она колеблется
.
Для нее я все еще был тот Людо, какого она знала, нормандский деревенский парнишка, который провел три года войны рядом со своим дядей и его воздушными змеями и мог не понять
.
Рассказывая мне все, она без конца будет повторять с тревогой, почти с отчаянием: «Ты понимаешь, Людо?
Понимаешь?» – как бы уверенная, что эти признания, эта исповедь – за пределом того, что я могу представить, принять и тем более простить
.
Она бросила на меня еще один умоляющий взгляд, потом начала говорить, и я почувство вал, что говорила она не столько для того, чтобы я знал, сколько для того, чтобы попытаться забыть самой
.
Я слушал
.
Сидел на другом конце кровати и слушал
.
Я немного дрожал, но должен же я был разделить с ней эту ношу
.
Она курила сигарету за сигаретой, и я подносил ей огонь
.
Ромен Гари Воздушные змеи Керосиновая лампа соединяла на стене две наши тени
.
Первого сентября 1939 года немецкий броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» без объявления войны открыл огонь по польскому гарнизону полуострова Гродек
.
Остальное за несколько дней докончила авиация
.
– Мы все попали под бомбежку
.
.
.
Таду удалось соединиться со своей боевой группой – знаешь, те, что проводили политические собрания, когда ты был у нас
.
.
.
– Я помню
.
– За две недели до этого Бруно уехал в Англию
.
.
.
Нам удалось спрятаться на одной фер ме
.
.
.
У отца был шок, мать в истерике
.
.
.
К счастью, я встретила одного немецкого офицера, он был джентльмен
.
.
.
– Есть и такие
.
Она боязливо посмотрела на меня:
– Надо было прежде всего выжить, спасти своих
.
.
.
Ты понимаешь, Людо? Ты понимаешь?
Я понимал
.
– Связь продолжалась три месяца
.
.
.
Потом его послали в другое место, и
.
.
.
Она замолчала
.
Я не спрашивал: а после этого кто? Сколько еще? Со своей проклятой памятью я не стремился открывать подобный счет
.
Надо было прежде всего выжить, спасти своих
.
.
.
– Если бы Ханс нас не разыскал – нам удалось бежать в Варшаву, – не знаю, что бы с нами стало
.
.
.
Он был на французском фронте и добился перевода в Польшу, только чтобы позаботиться о нас
.
.
.
– О тебе
.
– Он хотел жениться на мне, но нацисты запрещали браки с польками
.
.
.
– Подумать только, что я мог его убить! – сказал я
.
– Во-первых, я мог его задушить, когда он набросился на меня у «Старого источника», когда мы были детьми, а потом во время нашей дуэли в Гродеке
.
.
.
Решительно, есть Бог на небесах!
Мне не следовало говорить так саркастически
.
Я поддался слабости
.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Ты изменился, Людо
.
– Прости, дорогая
.
– Когда Гитлер напал на Россию, Ханс последовал за генералом фон Тиле на Смоленский фронт
.
.
.
Нам удалось бежать в Румынию
.
.
.
Сначала у нас еще оставалось немного драгоцен ностей, но потом
.
.
.
Она стала любовницей румынского дипломата, потом врача, который ее лечил: аборт, едва не стоивший ей жизни
.
.
.
– Ты понимаешь, Людо? Понимаешь?
Я понимал
.
Надо было выжить, спасти своих
.
Она завела себе «друзей» в дипломатических кругах
.
Ее отец и мать ни в чем не нуждались
.
В общем, в этой истории с «выживанием» она легко отделалась
.
– В сорок первом нам наконец удалось получить визы во Францию, благодаря одному человеку в посольстве, с которым я
.
.
.
с которым была знакома
.
.
.
Но у нас не было больше ни гроша и
.
.
.
Она замолчала
.
Я чувствовал, что во мне растет улыбчивое спокойствие, как будто я знал, что в главном ничего не может с нами случиться
.
Я бы не сумел объяснить, что понимаю под «главным», и, так как неизвестно, как любят другие, не хотел бы казаться хвастуном
.
Я мельком подумал о нашем прекрасном «Мореходе», который был так хорош в голубом небе, потом исчез, а затем Ромен Гари Воздушные змеи нашелся – весь израненный и искалеченный, разбитый и разорванный
.
Не знаю, затронуло ли во мне страдание древнюю христианскую жилку, но, как я сказал, я точно понял, что именно не имеет значения
.
К черту доброе старое «Все понять – значит все простить», которое господин Пендер в классе когда-то предложил нам прокомментировать, – это выражение затаскано по сточным ямам забвения и смирения
.
Я никогда не проявлял к Лиле «терпимости»:
легко доказать, что «терпимость» иногда ведет к нетерпимости, и людей часто завлекали обманом на эту дорожку
.
Я любил женщину со всеми ее несчастьями, вот и все
.
Она напряженно смотрела на меня:
– Я часто хотела дать тебе знать, прийти сюда, но я чувствовала себя такой
.
.
.
– Виноватой?
Она ничего не сказала
.
– Лила, послушай
.
В наше время виновность ниже пояса – ничто, как, впрочем, и в любое время
.
Виновность ниже пояса – почти святость по сравнению со всем остальным
.
– Как ты изменился, Людо!
– Может быть
.
Немцы мне очень помогли
.
Говорят: самое ужасное в фашизме – его бес человечность
.
Да
.
Но надо признать очевидное: эта бесчеловечность – часть человеческого
.
Пока люди не признают, что бесчеловечность присуща человеку, они будут жертвами благо намеренной лжи
.
Вошел кот Гримо, задрав хвост, и стал тереться о наши ноги, требуя ласки
.
– Первые шесть месяцев в Париже, ты себе представить не можешь
.
.
.
Мы никого не знали
.
.
.
Я работала официанткой в пивной, продавщицей в «Призюник»
.
.
.
У матери были страшные мигрени
.
.
.
– Ах, мигрени
.
Это ужасно
.
.
.
Что до отца Лилы, он, так сказать, потерял зрение
.
Что-то вроде умственной слепоты
.
Он закрыл глаза на окружающую действительность
.
– Нам с матерью пришлось ухаживать за ним как за ребенком
.
Он был другом Томаса Манна, Стефана Цвейга, для него Европа была как несравненный свет
.
.
.
И вот когда этот свет угас и все, во что он верил, рухнуло, он как бы порвал с действительностью
.
.
.
Полная атрофия чувствительности
.
«Дерьмо, – подумал я
.
– Неплохо устроился»
.
– Врачи все перепробовали
.
.
.
Я чуть не спросил: «Даже пинок под зад?» – но приходилось щадить этот старый ари стократический фарфор
.
Я был уверен, что Броницкий нашел способ переложить всю ответ ственность на жену и дочь
.
Не мог же он позволить себе знать, что делает его дочь, чтобы «выжить, спасти своих»
.
Он защищал свою честь, вот и все
.
– Наконец мне удалось найти работу манекенщицы у Коко Шанель
.
.
.
– Коко как?
– Шанель
.
Знаешь, знаменитая портниха
.
.
.
– Ах да, конечно
.
.
.
«Прелестный уголок»!
– Что?
– Нет, ничего
.
– Но я зарабатывала недостаточно, чтобы хватило родителям, и вообще
.
.
.
Молчание
.
Кот Гримо переходил от одного к другому, удивленный нашим безразличием
.
Молчание заползало в меня, заполняло меня всего
.
Я ждал этих «Ты понимаешь, Людо?
Понимаешь?» – но видел только немое отчаяние в ее взгляде и опустил глаза
.
– Нас спас Георг
.
– Георг?
Ромен Гари Воздушные змеи – Георг фон Тиле
.
Дядя Ханса
.
Наши владения у Балтийского моря были рядом
.
.
.
– Да, да
.
Ваши владения
.
Конечно
.
– Его назначили во Францию, и, как только он узнал, что мы в Париже, он все взял на себя
.
Устроил моих родителей на квартире возле парка Монсо
.
А потом Ханс вернулся с восточного фронта
.
.
.
Она оживилась
.
– Знаешь, я даже смогла продолжать учебу
.
У меня диплом французского лицея в Варшаве, я запишусь в Сорбонну, может быть, даже в школу Лувра
.
Я увлеклась историей искусства
.
– Историей
.
.
.
искусства?
У меня перехватило горло
.
– Да
.
Кажется, я нашла свое призвание
.
Помнишь, как я искала себя? Кажется, теперь я себя нашла
.
– В добрый час
.
– Конечно, потребуется много мужества и настойчивости, но думаю, что я справлюсь
.
Я бы хотела поехать в Италию, особенно во Флоренцию, осматривать музеи
.
.
.
Понимаешь, Возрождение
.
.
.
Но надо подождать
.
– Действительно, Возрождение может подождать
.
Она встала
.
– Хочешь, чтобы я тебя проводил?
– Нет, спасибо
.
Внизу Ханс в машине
.
В дверях она остановилась:
– Не забывай меня, Людо
.
– У меня нет дара забывать
.
Я вышел с ней на лестницу
.
– Бруно в Англии
.
Он летчик-истребитель
.
Ее лицо осветилось
.
– Бруно? Но он был такой неловкий!
– В небе, видно, нет
.
Я не сказал ей про пальцы
.
– Я тебе всем обязана, – сказала она
.
– Не знаю почему
.
– Ты сохранил меня нетронутой
.
Я думала, что погибла, а теперь у меня впечатление, что все это неправда и что все время – три с половиной года! – я была здесь, у тебя, целая и невредимая
.
Сохраняй меня такой, Людо
.
Я в этом нуждаюсь
.
Дай мне еще немного времени
.
Мне нужно возродиться
.
– История искусства тебе сильно поможет
.
Особенно Возрождение
.
– Не смейся надо мной
.
Она постояла еще минуту, потом ушла, и осталась только тень на стене
.
Я был спокоен
.
Я шел вместе с миллионами других людей по пути, где у каждого свое горе
.
Я пришел к дяде на кухню
.
Он налил мне рюмочку, украдкой наблюдая за мной
.
– Да, это будет забавно, – сказал он
.
– Что именно?
– Когда вернется Франция
.
Надеюсь, ее можно будет узнать
.
Я сжал кулаки:
– Да, и мне наплевать, как она будет выглядеть и что будет у нее за плечами
.
Лишь бы она вернулась, вот и все
.
Ромен Гари Воздушные змеи Дядя вздохнул:
– Уже и пошутить с ним нельзя
.
Меня не избавили от сплетни, что Лила стала любовницей фон Тиле
.
Я был так же безразличен к этим россказням, как к голосам, скулившим, что «Франция пропала», «никогда не вернется», «потеряла свою душу» и что подпольщики гибнут «ни за что»
.
Моя уверенность была слишком тверда, чтобы она нуждалась в «проветривании» – как у нас говорят о тех, кто любит говорить на ветер
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVII Я больше не ненавидел немцев
.
То, что я видел вокруг в течение четырех лет после пора жения, затрудняло для меня обычный трюк, в результате которого все немцы превращаются в преступников, а все французы – в героев
.
Я познал братство, сильно отличающееся от этих самодовольных штампов: мне казалось, что мы неразрывно связаны тем, что нас отличает друг от друга, но в любой момент может перемениться и сделать нас чудовищно схожими
.
Мне даже приходило в голову, что, участвуя в борьбе, я помогаю и нашим врагам
.
.
.
Им то же
.
То, что ты воспитан человеком, который всю жизнь поднимал глаза ввысь, не проходит безнаказанно
.
В первый раз я увидел, как убили немца, в полях за Гранем, где мы распахали посадоч ную площадку
.
В ту ночь мы втроем ожидали, когда прилетит «Лизандер», который должен был переправить в Англию политического деятеля, чьего имени мы не знали
.
После зака та мы несколько раз тщательно прочесали окрестности;
нам было приказано принимать все предосторожности – две недели назад одну из групп захватили при приеме парашютистов в верховьях Сены, и к списку наших расстрелянных добавилось пять имен
.
В час ночи зажгли сигнальные огни, и ровно через двадцать минут «Лизандер» призем лился
.
Мы помогли пассажиру сесть в самолет;
«Лизандер» взлетел, и мы пошли собирать сигналки
.
Когда мы возвращались обратно и были метрах в трехстах от площадки, Жанен схватил меня за руку;
справа от нас я увидел в траве металлический отблеск и услышал осторожное движение;
блеск металла передвинулся и исчез
.
Там были велосипед, девушка и немецкий солдат
.
Я знал девушку в лицо, она работала в булочной господина Буайе в Клери
.
Солдат лежал на животе рядом с ней;
он смотрел на нас без всякого выражения
.
Не знаю, кто выстрелил, Жанен или Роллен
.
Просто солдат уронил голову и застыл, уткнувшись лицом в землю
.
Девушка резко отодвинулась от него, как если бы он стал отвратительным
.
– Вставай
.
Она быстро встала, поправляя юбку
.
– Пожалуйста, не говорите им, – пробормотала она
.
У Жанена был удивленный вид
.
Он приехал из Парижа и не знал деревенской жизни
.
Потом он понял, улыбнулся и опустил оружие
.
– Тебя как зовут?
– Мариетта
.
– Мариетта, а дальше?
– Мариетта Фонта
.
Господин Людовик меня знает
.
Пожалуйста, ничего не говорите моим родителям
.
– Ладно
.
Мы им не скажем, будь спокойна
.
Можешь идти домой
.
Он бросил взгляд на тело
.
– Надеюсь, он не успел, – сказал он
.
Мариетта зарыдала
.
Я провел дурную ночь
.
Было так, как будто я совершил предательство
.
Я старался думать о всех наших убитых, но выходило только на одного убитого больше
.
Ромен Гари Воздушные змеи Через несколько дней я зашел в булочную и остановился, как бы прося прощения
.
Мари етта покраснела и стояла в нерешительности
.
Потом подошла ко мне и прошептала с беспо койством:
– Они ведь ничего не скажут моим родителям?
Нехорошо ходить с парнями в лес
.
Думаю, только это ее и тревожило
.
Нам нечего было опасаться
.
Несколько раз я видел, как Лила проезжает через Клери в «мерседесе» фон Тиле;
один раз с ней был сам генерал
.
Однажды утром, когда я возвращался на велосипеде с тренировки на ферме Гролле, где один товарищ, прошедший курс обучения в Англии, учил нас обращаться с новой взрывчаткой, «мерседес» проехал мимо меня и остановился
.
Я остановился тоже
.
Лила сидела в машине одна с шофером
.
У нее были круги под глазами, веки опухли
.
Было семь часов утра;
я знал, что в эту ночь Эстергази устраивала праздник – в «Прелестный уголок» поступил заказ на все, что только можно, от шампанского до норвежской лососины, и Дюпра сам отправился к ней, чтобы присмотреть за своим сотэ из молочного ягненка и петухом в вине, «которого можно погубить, если положить на дольку чеснока больше или меньше»
.
Требовалась бдительность: все немецкие «сливки» были там
.
«Занимаясь этим чертовым ре меслом, – ворчал он, – каждый раз ставишь на карту свою репутацию»
.
Лила вышла из машины, и мне пришлось ее поддержать: она была немного пьяна
.
Очень элегантное красное платье, белый плащ, красные туфли на высоких каблуках и плотная шаль из красной и белой шерсти на плечах
.
Польские цвета, подумал я
.
Она сильно накрасилась, как бы желая скрыть лицо
.
Казалось, берет на ее пышных волосах попал сюда случайно из прошлой жизни
.
Только печальная голубизна глаз оставалась такой, как прежде
.
Она держала в руке книгу: Аполлинер
.
У нас в Ла-Мотт был весь Гюго, но Аполлинера не было
.
Всегда забываешь о том, что тебе принадлежит по праву, – Здравствуй, мой Людо
.
Я поцеловал ее
.
Военный шофер сидел к нам спиной
.
– Обо мне здесь многое говорят, правда?
– Знаешь, я немного глуховат
.
– Говорят, что я любовница фон Тиле
.
– Говорят
.
– Это неправда
.
Георг – друг моего отца
.
Наши семьи всегда дружили
.
Надо мне верить, Людо
.
– Я тебе верю, но мне наплевать
.
Она с жаром начала говорить о своих родителях
.
Благодаря Георгу они ни в чем не терпят нужды
.
– Это изумительный человек
.
Он откровенный антифашист
.
Он даже спасал евреев
.
– Это понятно
.
У него две руки
.
– Что ты хочешь сказать? Что ты болтаешь?
– Это не я болтаю, а Уильям Блейк
.
Блейк написал об этом поэму
.
«Одна его рука была в крови
.
Другая держала факел»
.
Почему ты не заходишь ко мне?
– Я приду
.
Знаешь, мне нужно возродиться
.
Ты обо мне думаешь немного?
– Мне случается не думать о тебе
.
У каждого бывают минуты пустоты
.
– Я чувствую себя немного потерянной
.
Не знаю даже, где я
.
Я слишком много пью
.
Хочу забыться
.
Я взял у нее из рук книгу и пролистал ее
.
– Кажется, никогда еще французы столько не читали, как теперь
.
Знаешь, господин Жолио, владелец книжной лавки
.
.
.
Ромен Гари Воздушные змеи – Я его знаю очень хорошо, – сказала она с неожиданной горячностью
.
– Это мой друг
.
Я почти каждый день хожу к нему в лавку
.
– Так вот, он говорит, что французы набрасываются на поэзию с мужеством отчаяния
.
Как твой отец?
– Он полностью потерял связь с действительностью
.
Полная атрофия чувствительности
.
Но надежда есть
.
Иногда у него бывают проблески сознания
.
Может быть, он придет в себя
.
Я не мог не испытывать некоторого восхищения Стасом Броницким
.
Этот аристократи ческий альфонс нашел довольно необычное средство, чтобы отгородиться от низменной дей ствительности
.
Жена и дочь оберегали его от всякого соприкосновения с отталкивающей исторической эпохой
.
Настоящая избранная натура
.
– Никогда не видал такого хитреца, – сказал я
.
– Людо! Я тебе запрещаю
.
.
.
– Прости меня
.
Это моя мужицкая сторона
.
Видно, у меня наследственное озлобление против аристократов
.
Мы сделали несколько шагов, чтобы подальше отойти от шофера
.
– Знаешь, Людо, все скоро переменится
.
Немецкие генералы не хотят войны на два фронта
.
И они ненавидят Гитлера
.
Однажды
.
.
.
– Да, я знаю эту теорию
.
Я уже слышал, как ее излагал Ханс накануне захвата Польши
.
– Надо еще немного времени
.
Немцам пока еще недостаточно трудно
.
– Действительно
.
– Но я добьюсь
.
– Добьешься чего?
Она замолчала, глядя прямо перед собой
.
– Мне нужно еще немного времени, – повторила она
.
– Конечно, это очень трудно, и я иногда сомневаюсь и теряю уверенность
.
.
.
Тогда я пью лишнее
.
Я не должна
.
Но я уверена, что если немного повезет
.
.
.
– То что? Если немного повезет, то что?
Она зябко завернулась в свои польские цвета
.
– Я всегда хотела что-то сделать из своей жизни
.
Что-то большое и
.
.
.
страшно важное
.
.
.
Какое живучее наваждение!
– Да, – сказал я
.
– Ты всегда хотела спасти мир
.
Она улыбнулась:
– Не я, а Тад
.
Но кто знает
.
.
.
Я так хорошо знал это ее немного загадочное, непроницаемое выражение, то, что Тад называл когда-то «вид как у Гарбо»
.
– Может, это буду я, – спокойно сказала она
.
Все это было так жалко
.
Она едва держалась на ногах, и мне пришлось помочь ей сесть в машину
.
Я положил ей на колени плед
.
Еще минуту она молчала, держа маленький томик Аполлинера, с улыбкой на губах
.
И вдруг повернулась ко мне в горячем порыве, и я удивился, до чего у нее серьезный, почти торжественный голос:
– Верь мне, Людо
.
Вы все верьте мне еще немножко
.
Я добьюсь
.
Мое имя войдет в историю, и ты будешь мною гордиться
.
Я поцеловал ее в лоб
.
– Ну, ну, – сказал я
.
– Ничего не бойся
.
Они жили счастливо, и у них было много детей
.
Мне нет оправдания
.
Я не придал никакого значения словам той, кого в «Прелестном угол ке» называли «эта бедная молоденькая полька со своими немцами»
.
«Все те же фантазии и Ромен Гари Воздушные змеи химеры», – подумал я
.
Я стоял со своим велосипедом у обочины, грустно глядя вслед удаляю щемуся «мерседесу»
.
«Мое имя войдет в историю, и ты будешь мною гордиться
.
.
.
» Это было слишком нелепо
.
Мне казалось, что Лила в своем падении нуждалась в «придумывании себя» еще больше, чем прежде, в «Гусиной усадьбе» и на берегу Балтийского моря, – упавшая на землю разбитая мечта еще слабо трепыхала крылышками
.
У меня не было никакого подозре ния, никакого предчувствия
.
Возможно, это объяснялось суровыми требованиями нескольких лет борьбы, когда приходилось «сохранять здравый смысл», и мне теперь не хватало безумия
.
Я и не догадывался, что среди всех наших улетевших воздушных змеев один, родом из Поль ши, поднимется выше и будет ближе к тому, чтобы изменить ход войны, чем все остальные, затерявшиеся в поисках несбыточного
.
Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVIII Я не видел Лилу несколько месяцев
.
Лето 1942-го было поворотным моментом в подполь ной борьбе: в одну только ночь в районе Фужроль-дю-Плесси «дьявол явился шесть раз» – согласно секретному коду это означало, что шесть раз с парашютом сбрасывали оружие, боль ше всего контактные мины, противотанковые ружья и минометы
.
Оружие надо было прятать за несколько часов
.
В Севане моего одноклассника Андре Фернена схватили с пятьюдеся тью зажигательными пластинками – он успел проглотить свою ампулу с цианистым калием
.
Сейчас все эти факты так широко известны, что о них забывают
.
В наших краях без конца шли обыски, и Ла-Мотт тоже не обошли – то ли кто-то указал на ферму, то ли гестапо чу яло в Амбруазе Флери естественного врага
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.