Книги, научные публикации

«. ...»

Господа разъезжались из ресторана

.

Там были начальник гестапо Грюбер, двое его французских коллег, Марль и Денье, и группа летчиков, среди которых я узнал Ханса

.

– Подложить туда бомбу, – сказал Жомбе

.

– И сжечь «Прелестный уголок» дотла

.

– Такой поступок слишком дорого обойдется населению, – сказал я

.

Я чувствовал себя неуверенно

.

Я хорошо понимал Марселена Дюпра, его отчаяние, искрен ность и притворство, его хитрость и подлинное чувство, и понимал его возвышающуюся над всем верность своему призванию

.

Я не сомневался, что в его бешенстве и унижении бывше го участника войны 14-18 годов французская кулинария стала для него «последним окопом»

.

Это было некое сознательное ослепление, иной взгляд на вещи, позволяющий уцепиться за что-то, чтобы не утонуть

.

Конечно, я не смешивал храмы с пирогами, но, будучи воспитан среди воздушных змеев «этого безумца Флери», испытывал нежность ко всему, что позволяет человеку отдавать лучшую часть самого себя

.

– Знаю, что вам это кажется нелепым, но не забывайте, что три поколения Дюпра до Мар селена были кулинарами

.

Поражение и падение всего, во что он верил, глубоко травмировало его, и он отдался душой и телом тому, что осталось, – Да, котлетам де-воляй под соусом «педераст», – прорычал Жомбе

.

– Ты над нами сме ешься, Флери

.

У меня был готов план, о котором я уже говорил Сенешалю

.

– Вместо того чтобы уничтожать «Прелестный уголок», надо его использовать

.

Благодаря вину немцы много и очень свободно говорят за столом

.

Надо поместить в ресторан кого нибудь, кто знал бы немецкий и передавал нам сведения

.

Лондону гораздо больше нужна информация, чем шумные действия

.

Я доказал также, что население подвергнется репрессиям, и операцию решено было отло жить

.

Но я знал: если не смогу убедить товарищей, что Дюпра может быть вам полезен, рано или поздно «Прелестный уголок» сгорит

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXI Несколько дней я ломал себе голову

.

Невеста Сенешаля, Сюзанна Дюлак, была филологом, ее специальностью был немецкий, но я не знал, как сделать, чтобы Дюпра взял ее на работу

.

Несколько месяцев назад мне поручили координацию звеньев «цепочки спасения», кото рая позволяла переправлять сбитых летчиков союзников в Испанию

.

Как-то вечером один из братьев Бюи сказал мне, что они прячут у себя на ферме летчика-истребителя из «Свобод ной Франции»

.

Бюи скрывали его уже неделю, чтобы «все немного успокоилось», и, когда немецкие патрули стали реже наведываться к сбитому самолету, предупредили меня

.

Я застал пилота в кухне, за столом перед блюдом рубцов

.

Его звали Люккези

.

Черноволо сый, кудрявый, с насмешливым лицом, в темно-синей форме с эмблемой лотарингского креста и с платком в красный горошек на шее, он держался так непринужденно, как будто падал с неба всю жизнь

.

– Скажите, нет ли здесь хорошей гостиницы, которую я мог бы порекомендовать моим товарищам из эскадрильи? Мы сейчас теряем четыре-пять пилотов в месяц, так что если кто-нибудь приземлится здесь

.

.

.

Мне придется прятать летчика как минимум неделю, прежде чем можно будет переправить его в Испанию

.

Тут меня и осенило

.

На следующий день поздно вечером дядя проводил меня в «Прелестный уголок», Я застал Дюпра в мрачном раздумье;

рядом сидел его сын Люсьен

.

Радио Виши не скупилось на инфор мацию, и было отчего прийти в уныние

.

Британского торгового флота больше не существует

.

Африканский корпус подходит к Каиру, итальянская армия оккупирует Грецию

.

.

.

Никогда еще я не видел, чтобы Марселен Дюпра был так огорчен дурными вестями

.

Но как только он заговорил, я увидел, что ошибаюсь

.

Хозяин «Прелестного уголка» просто забыл выключить радио и размышляет о вещах не столь эфемерных

.

– Я никогда не включал в свое меню говяжье филе Россини

.

Рецепт того самого Эскофье

.

Он был просто шарлатан

.

Знаешь, что такое говяжье филе Россини? Один обман

.

Эскофье его выдумал, потому что мясо у него часто было низкого качества и он забивал его вкус паштетом из гусиной печенки и трюфелями, чтобы обмануть язык

.

Мы к этому и пришли и в политике, и во всем – к филе Россини

.

Один обман

.

Продукт подпорчен, значит, его приправляют ложью и прекрасными фразами

.

Чем больше слов, чем больше размах, тем больше будь уверен, что суть фальшивая

.

Я этого Эскофье всегда терпеть не мог

.

Знаешь, как он называл лягушачьи лапки? «Крылья нимф на заре»

.

.

.

Два американских авианосца потоплены в Тихом океане

.

.

.

За две прошлые ночи немец кая авиация сбила триста английских бомбардировщиков

.

.

.

У Дюпра остекленели глаза

.

– Так дальше продолжаться не может, – говорил он

.

– Все превращается в дешевые трюки

.

Например, что касается оформления, – пора этому положить конец

.

То, что на блюде, гово рит само за себя

.

Но мне не удается этого доказать

.

Даже Пуэн отказывается признать, что украшение еды – вещь противоестественная

.

При оформлении кушанье теряет свою свежесть, первозданность и аромат

.

Оно должно появляться на блюде прямо с огня

.

А Ванье осмели вается говорить: «Только в трактирах еду приносят из кухни на тарелках»

.

А где во всем этом вкус? Главное – вкус, который надо поймать в момент кульминации, когда готовность и аромат достигают высшей точки, надо не упустить это мгновение

.

.

.

Ромен Гари Воздушные змеи Сотни тысяч пленных на русском фронте

.

.

.

Жестокие репрессии сил правопорядка против предателей и саботажников

.

.

.

За одну ночь двенадцать английских городов стер ты с лица земли

.

.

.

Внезапно я понял, что Дюпра говорит, чтобы не взорваться, и что он борется по-своему против уныния и отчаяния

.

– Привет, Марселен, – сказал дядя

.

Дюпра встал и выключил приемник:

– Чего вы от меня хотите в такое время?

– Малыш хочет тебе сказать пару слов

.

Лично

.

Мы вышли

.

Он молча нас выслушал

.

– Ничего не поделаешь

.

Я всей душой с Сопротивлением, я это достаточно доказал, по скольку держусь в невыносимых условиях

.

Но я не приму у себя летчика союзников под носом у немцев

.

Они меня закроют

.

Дядя слегка понизил голос:

– Это не просто летчик, Марселен

.

Это адъютант генерала де Голля

.

Дюпра как будто парализовало

.

Если когда-нибудь тому, кто твердой рукой держал руль «Прелестного уголка» во время шторма, воздвигнут памятник на площади Клери, думаю, его следовало бы изобразить именно таким, с жестким взглядом и сжатыми челюстями

.

Кажет ся, он чувствовал по отношению к главному участнику Сопротивления Франции некоторую ревность

.

Он задумался

.

Я видел, что он колеблется и не может решиться

.

Дядя не без лукавства наблюдал за ним

.

– Это очень мило, – сказал он наконец, – но ваш де Голль в Лондоне, а я здесь

.

Мне, а не ему приходится каждый день противостоять трудностям

.

Он боролся с собой еще минуту

.

В тщеславии Марселена было нечто глубокое, не лишен ное величия

.

– Я не поставлю на карту все, что мне удалось спасти, ради вашего парня

.

Это слишком опасно

.

Рисковать «Прелестным уголком» ради красивого жеста – ну нет! Но я сделаю лучше

.

Я вам дам меню «Прелестного уголка», чтобы ваш парень передал его де Голлю

.

Я остолбенел

.

В темноте высокая белая фигура Дюпра походила на какой-то призрак мстителя

.

Дядя Амбруаз на минуту потерял дар речи, но, когда Дюпра удалился на кухню, пробормотал:

– Да, некоторым из нас сейчас несладко, но этот просто взбесился

.

Ворчанье английских бомбардировщиков смешалось с огнем зенитных орудий;

эти звуки нормандская деревня слышала каждую ночь

.

Лучи прожекторов рассекали небо и скрещива лись у нас над головой

.

А потом небо продырявила оранжевая вспышка: взорвался подбитый самолет с бомбами

.

Вернулся Дюпра

.

Он держал в руке меню «Прелестного уголка»

.

Рядом с Бурсьером упало несколько бомб

.

– Вот слушайте

.

Это личное послание де Голлю от Марселена Дюпра

.

.

.

Он повысил голос, чтобы перекричать шум немецких зениток:

– Суп из речных раков со сметаной

.

.

.

Слоеный пирог с трюфелями и белым вином из Грава

.

.

.

Окунь в томатном соусе

.

.

.

Он нам прочел всю карту кушаний, от паштета из гусиной печенки в желе с перцем и теплого картофельного салата под белым вином до персиков с мороженым

.

Бомбардировщики Ромен Гари Воздушные змеи союзников гудели у нас над головой, и у Марселена Дюпра слегка дрожал голос

.

Иногда он замолкал и сглатывал

.

Думаю, ему было немного страшно

.

Со стороны железной дороги Этрийи земля вздрогнула от взрыва бомб

.

Дюпра кончил и вытер лоб

.

Он протянул мне меню:

– Держи

.

Отдай его твоему летчику

.

Пусть де Голль вспомнит, что это такое

.

Пусть знает, за что он сражается

.

Прожекторы продолжали играть лучами в небе, и колпак первого повара Франции как бы вспыхивал

.

– Я не убиваю немцев, – сказал он

.

– Я их подавляю

.

– Тебе просто наплевать на людей, Марселен, – тихо сказал дядя

.

– Ах, ты так думаешь? Посмотрим

.

Посмотрим, за кем будет последнее слово, за де Голлем или за моим «Прелестным уголком»

.

– Нет ничего дурного в том, чтобы французская кухня победила, если только она не победит за счет всего остального, – сказал дядя

.

– Я только что прочел результаты конкурса – одна газета организовала его, чтобы узнать, что делать с евреями

.

Первый приз получила молодая женщина, которая ответила: «Жарить»

.

Должно быть, она хорошая хозяйка и в наше время лишений мечтает о хорошем жарком

.

Впрочем, не следует осуждать страну за то, что она делает со своими евреями, – во все времена евреев судили за то, что с ними делали

.

– К черту, – неожиданно сказал Дюпра

.

– Приводите вашего летчика

.

Только не вооб ражайте, что я делаю это, чтобы хорошо выглядеть в будущем

.

С этой стороны я ничего не опасаюсь

.

Каждый мало-мальски соображающий немец, который ступает на порог «Прелест ного уголка», понимает, что имеет дело с историческим превосходством и непобедимостью

.

На днях здесь обедал сам Грюбер

.

И знаете, что он заявил, когда кончил обедать? «Герр Дюпра, вас следовало бы расстрелять»

.

Мы молча ушли

.

Когда мы шли по лугу, дядя сказал:

– Во время поражения, когда вся страна рушилась, я думал, что Марселен сойдет с ума

.

Люсьен рассказал мне, что когда после падения Парижа он зашел в кухню, то застал отца на табурете с петлей на шее

.

Несколько дней он бредил, бормоча фразы, где утка с нор мандскими травами и его знаменитое жибуле со сливками смешивались со словами «Фош», «Верден» и «Гинемер»1

.

Потом он хотел скрыться, а потом заперся в кабинете со своей кол лекцией из трехсот меню, где есть все, что на памяти нескольких поколений составляло славу «Прелестного уголка»

.

Думаю, он так и не оправился полностью, и именно в тот момент при нял решение доказать Германии и нашей стране, что есть французский кулинар, который не сдается

.

Не нам с тобой обвинять его в «безумии»

.

Жорж Гинемер (1894-1917) – знаменитый французский летчик, погиб в воздушном бою

.

Имел на своем боевом счету 54 сбитых самолета

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXII Завтрак лейтенанта Люккези в «Прелестном уголке» был памятным событием

.

Мы снаб дили его новеньким костюмом и безупречными бумагами, хотя с начала оккупации у Дюпра никогда не бывало проверки документов

.

Лейтенанта обслуживали за лучшим столом «ротон ды», среди старших офицеров вермахта, в числе которых был сам генерал фон Тиле

.

После завтрака Марселен Дюпра сам проводил Люккези до двери, пожал ему руку и сказал:

– Заходите к нам

.

Люккези посмотрел на него

.

– К сожалению, невозможно выбрать место, где тебя собьют, – сказал он

.

С этого дня Дюпра больше ни в чем нам не отказывал

.

Думаю, не из-за того, что мы как бы «держали его на крючке», или из-за ощущения, что ветер подул в другую сторону и надо наладить отношения с Сопротивлением, а потому, что если слова «священный союз» имели для него какой-то смысл, то, по его мнению, центром такого союза должен был стать «Прелестный уголок»

.

Как сказал дядя, скорее нежно, чем насмешливо, «хотя Марселен и старше де Голля, у него есть все шансы стать его наследником»

.

Таким образом, Дюпра согласился взять на работу в качестве «очаровательной хозяйки» (его единственным условием было: «только не проститутку») невесту Сенешаля, Сюзанну Дюлак, одну из «наших», красивую молодую брюнетку с веселыми глазами, которая пре красно знала немецкий;

разумеется, обрывки застольных бесед, которые она подслушивала, интересовали Лондон – там как будто придавали большое значение всему, что происходит в Нормандии;

мы получили приказ не пренебрегать никакой информацией

.

Но вскоре мы полу чили такой важный источник информации, что вся работа нашей организации перестроилась

.

Что до меня, мне понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя, так как помимо того, что меня потрясла неожиданность, я до сих пор и представить себе не мог, на что человеческое существо – в данном случае женщина – может пойти при железной решимости бороться и выжить

.

Работая у Марселена Дюпра, я все чаще видел на накладных и счетах имя графини Эстергази – Grfin, как говорили немцы, – к которой мой патрон питал большое уважение:

она умела принимать гостей

.

«Прелестный уголок» полностью обеспечивал «буфет» на ее приемах, что приносило владельцу крупные суммы

.

– Это настоящая дама, – объяснял мне Дюпра, разглядывая цифры

.

– Парижанка из очень хорошей семьи, была замужем за племянником адмирала Хорти, знаешь, венгерского диктатора

.

Говорят, он ей оставил огромные поместья в Португалии

.

Я раз был у нее – у нее на рояле фотографии Хорти, Салазара, маршала Петена, все с надписями

.

Веришь или нет, есть даже карточка самого Гитлера: «Графине Эстергази от ее друга Адольфа Гитлера»

.

Я своими глазами видел

.

Неудивительно, что немцы перед ней лебезят

.

Когда она вернулась из Португалии после победы – то есть, я хочу сказать, после поражения, – она сначала поселилась в «Оленьей гостинице», но гостиницу забрал немецкий штаб, а ей из уважения оставили особняк в парке

.

Во всяком случае, у нее собирается почти столько же людей из высшего света, как у меня

.

Собаки в «Прелестный уголок» не допускались

.

В этом отношении Дюпра был непримирим

.

Даже померанскую овчарку, с которой иногда приходил Грюбер, просили подождать в саду;

Ромен Гари Воздушные змеи правда, Дюпра посылал ей в сад вкусный паштет

.

Однажды, когда я был в конторе, господин Жан вошел с пекинесом под мышкой:

– Это собачка Эстергази

.

Она просила передать ее тебе, а она сейчас за ней зайдет

.

Я взглянул на пекинеса, и у меня на лбу выступил холодный пот

.

Это был Чонг, пекинес мадам Жюли Эспинозы

.

Я попытался взять себя в руки и убедить себя, что тут случайное сходство, но я никогда не мог хитрить с памятью

.

Я узнавал черную мордочку, каждый завиток белой и рыжей шерсти, маленькие рыжие ушки

.

Собачка подошла ко мне, положила лапки мне на колени и начала повизгивать, виляя хвостиком

.

Я прошептал:

– Чонг!

Он вскочил мне на колени и облизал мне лицо и руки

.

Я сидел и гладил его, пытаясь собрать разбегающиеся мысли

.

Возможно было только одно объяснение

.

Мадам Жюли высла ли, а собачка каким-то образом оказалась у этой Эстергази

.

Я знал, как почтительно немцы обращаются с животными, и вспомнил одно сообщение в «Ла газетт», где население оповеща лось, что «перевозка живой птицы вниз головой со связанными ногами под рамой велосипеда расценивается как пытка и строго воспрещается»

.

Итак, Чонг нашел новую хозяйку

.

Нахлынули воспоминания, воспоминания о «хозяйке», уверенной в поражении и принимающей все меры, чтобы подготовиться к будущему: от подго товки «безупречных» документов и миллионов в фальшивых банковских билетах до портретов Хорти, Салазара и Гитлера, которые так меня интриговали и которые «еще не были надпи саны»

.

Я продолжал потеть от волнения, когда господин Жан открыл дверь и я увидел, что вошла мадам Жюли Эспиноза

.

По правде говоря, если бы не Чонг, я бы ее не узнал

.

От старой сводни с улицы Лепик осталась только темная глубина взгляда, вобравшего, казалось, весь тысячелетний жестокий опыт мира

.

Обрамленное седыми волосами лицо имело выражение немного высокомерной холодности;

на плечи было небрежно наброшено манто из выдры;

на шее – косынка серого шелка;

она обзавелась величественной грудью, пополнела на добрый десяток килограммов и выглядела на столько же лет моложе: потом она мне объяснила, что, используя свои связи, «рассталась с морщинами» в военном госпитале для тяжелообожжен ных в Берке

.

К косынке была приколота золотая ящерица, которую я так хорошо знал

.

Она подождала, пока господин Жан почтительно закроет за ней дверь, достала из сумки сигарету, прикурила от золотой зажигалки и затянулась, глядя на меня

.

На ее губах появился намек на улыбку, когда она увидела, как я сижу на стуле с разинутым от удивления ртом

.

Она взяла на руки Чонга и еще минуту внимательно и почти недоброжелательно смотрела на меня, как бы не одобряя доверие, которое вынуждена была оказать мне;

потом она наклонилась ко мне

.

– Дюкро, Сален и Мазюрье под подозрением, – прошептала она,-Грюбер их пока не трогает, потому что хочет выйти на остальных

.

Скажи им, чтобы на время притихли

.

И больше никаких собраний в задней комнате «Нормандца», или, во всяком случае, не одни и те же физиономии

.

Понятно?

Я молчал

.

У меня был туман перед глазами, и мне вдруг захотелось в уборную

.

– Ты запомнишь фамилии?

Я кивнул

.

– И ты им обо мне ничего не скажешь

.

Ни слова

.

Ты меня никогда не видел

.

Понял?

– Понял, мадам Жю

.

.

.

– Молчи, дурак

.

Госпожа Эстергази

.

– Да, госпожа Эстер

.

.

.

– Не Эстер

.

Эстергази

.

Эстер в наше время неподходящая фамилия

.

И поторопись, потому что, если все раскроется, Грюбер их заберет перед собранием

.

У меня там парень, который мне дает сведения, но этот идиот уже три дня лежит с пневмонией

.

Ромен Гари Воздушные змеи Она поправила на плечах манто из выдры, расправила косынку, посмотрела на меня долгим взглядом, раздавила сигарету в пепельнице на моем столе и вышла

.

Я весь день пробегал, чтобы предупредить товарищей об опасности

.

Субабер непременно хотел знать, кто меня предупредил, но я сказал, что прохожий передал мне на улице записку и убежал со всех ног

.

Я был настолько потрясен превращением хозяйки с улицы Лепик в эту явившуюся в контору статую командора, что старался не думать об этом и никому не сказал ни слова, даже дяде Амбруазу

.

В конце концов я решил, что мое «состояние» ухудшилось и у меня была галлюцинация

.

Но два-три раза в месяц, во время обеда, господин Жан приносил мне собачку графини, и, забирая ее, она всегда сообщала мне какие-то сведения, порой такие важные, что мне трудно было притвориться, что эту информацию мне передал незнакомый человек на улице в Клери

.

– Послушайте, мадам

.

.

.

в общем, как вы хотите, чтобы я объяснил им, откуда у меня эти сведения?

– Я тебе запрещаю им говорить обо мне

.

Я не боюсь сдохнуть, но я уверена, что нацисты проиграют войну, а я хочу это видеть

.

– Но как вы

.

.

.

– Моя дочь – секретарша в штабе, в «Оленьей гостинице»

.

Она зажгла сигарету

.

– И она любовница полковника Штеккера

.

Она усмехнулась и погладила Чонга

.

– «Оленья гостиница»

.

У всех оленей есть рога

.

Скажешь твоим, что нашел эти сведения в конверте на своем столе

.

Ты не знаешь, откуда они

.

Скажи им, если хотят по-прежнему получать информацию, то не должны задавать тебе вопросов

.

В первый раз я увидел на ее лице тень беспокойства, когда она смотрела на меня

.

– Я тебе доверилась, Людо

.

Это всегда большая глупость, но я пошла на риск

.

Я всегда стояла обеими ногами на земле, но на этот раз

.

.

.

– Она улыбнулась, – Я недавно ходила смотреть на воздушных змеев твоего дяди

.

Там был один очень красивый, он вырвался у него из рук и улетел

.

Твой дядя мне сказал, что он уже не вернется или его подберут всего поломанного и разорванного

.

– Погоня за небом, – сказал я

.

– Никогда не думала, что со мной так будет, – сказала мадам Жюли Эспиноза, и неожи данно я увидел у нее на глазах слезы

.

Может, когда человек видел слишком много черного, небо заставляет терять голову

.

– Можете мне верить, мадам Эстергази, – сказал я мягко

.

– Я вас не выдам

.

Вы ведь мне говорили, что у меня взгляд смертника

.

Субабер не верил ни одному слову из этой истории с конвертом

.

Когда я вручил ему дис локацию всех немецких войск в Нормандии: количество самолетов на каждом участке, места размещения береговых батарей и зенитных орудий, количество немецких дивизий, выведен ных из России и продвигающихся на запад, – он был близок к тому, чтобы начать разбор моего дела

.

– Откуда это у тебя, скотина?

– Не могу вам сказать

.

Я поклялся

.

Товарищи начинали бросать на меня странные взгляды

.

Лондон требовал сообщить источ ник сведений

.

Я до того ломал себе голову, что по несколько дней не видел Лилу

.

Мне нужно было во что бы то ни стало найти выход из положения и добиться от той, кого я мыслен но называл «еврейкой», разрешения все объяснить командиру нашей организации

.

В конце Ромен Гари Воздушные змеи концов я прибег к доводу, которым не мог особенно гордиться, но который мне показался подходящим

.

В воскресенье, побывав на мессе, Эстергази пришла обедать в «Прелестный уголок»

.

Около трех часов графиня вошла ко мне в контору, вынула из сумки записку, бросила осторожный взгляд на дверь и положила бумажку передо мной

.

– Выучи это наизусть и сразу сожги

.

Это был список «доверенных лиц», то есть осведомителей, которыми гестапо располагало в нашем районе

.

Я два раза перечитал фамилии и сжег бумагу

.

– Как вы это достали?

Мадам Жюли сидела передо мной, вся в сером, гладя Чонга

.

– Неважно

.

– Да объясните же, Господи! Это просто немыслимо

.

Это взято прямо из гестапо

.

– Ладно, я скажу тебе

.

Арнольд, заместитель Грюбера, гомосексуалист

.

Он живет с одним из моих друзей, евреем

.

Она потерлась щекой о мордочку Чонга

.

– Только я знаю, что он еврей

.

Я ему сделала фальшивые арийские документы

.

Три поко ления арийцев

.

Он ни в чем не может мне отказать

.

– Теперь, когда у него хорошие бумаги, он может выдать вас, чтобы избавиться

.

– Нет, мой маленький Людо, потому что я сохранила его настоящие документы

.

В ее черных глазах было что-то непреклонное, почти непобедимое

.

– До свиданья, малыш

.

– Подождите

.

Как вы думаете, что с вами будет, если меня возьмут и расстреляют?

– Ничего

.

Мне будет очень грустно

.

– Вы ошибаетесь, госпожа Эстергази

.

Если не будет меня, чтобы засвидетельствовать все, что вы сделали для Сопротивления, с первых же дней освобождения вами займутся

.

И тогда не будет никого, чтобы защитить вас

.

Останется только

.

.

.

– Я проглотил слюну и собрал все свое мужество

.

– Останется только сводня Жюли Эспиноза, которая была в наилучших отношениях с немцами

.

Можете быть уверены, тогда будут расстреливать так же быстро, как сейчас

.

Только я знаю, что вы для нас сделали, и если меня уже не будет

.

.

.

На секунду ее рука застыла на головке Чонга, потом продолжала гладить

.

Я был испуган собственной дерзостью

.

Но я увидел на лице «хозяйки» улыбку

.

– Ну вот, ты сильно закалился, Людо, – сказала она

.

– Настоящий мужчина

.

Но ты прав

.

У меня есть свидетели в Париже, но, может быть, я не успею обернуться

.

Ладно, давай

.

Можешь сказать своим друзьям

.

И скажи им, чтобы завтра же было письмо с перечислением услуг, которые я им оказала

.

Я буду хранить его в надежном месте

.

.

.

там, куда, уважая мой возраст, никто уже не полезет

.

И скажи своему начальнику

.

.

.

как его?

– Субабер

.

– Скажи, что, если кто-то проболтается, я первая это узнаю и успею скрыться, а вы не успеете

.

Никто из вас

.

Никто не уцелеет, даже ты

.

Меня слишком часто в жизни использо вали, чтобы я позволила сделать это еще раз

.

Пусть твой начальник держит рот на замке, а то я его ему закрою навсегда

.

В тот вечер мне понадобился целый час, чтобы все объяснить Суба

.

Выслушав меня, он сказал только:

– Да, эта шлюха – чудо

.

Впоследствии мне пришлось почти пожалеть, что я прибег к такому средству, чтобы воздей ствовать на графиню

.

Я затронул ее самое чувствительное место: инстинкт самосохранения

.

Ромен Гари Воздушные змеи Забота о том, что с ней будет после ухода немцев, стала ее навязчивой идеей: она только что не требовала от меня расписки каждый раз, как передавала мне сведения

.

Получив удосто верение «Выдающийся участник Сопротивления» с датой и подписью «Геркулес» (скромная боевая кличка, которую избрал себе Субабер), она потребовала еще одно, для дочери, и тре тье, также отпечатанное на машинке, с датой и подписью, но где имя владельца не было вписано

.

– На случай, если я захочу кого-нибудь спасти, – объяснила она мне

.

Скоро мадам Жюли дали в Лондоне зашифрованное имя: Гаранс

.

Сегодня широко извест но, сколько она сделала для подполья, так как она получила орден Сопротивления, но здесь я изменил некоторые имена и детали, чтобы не поставить в неловкое положение ту, которая после войны приобрела такую известность

.

Она продолжала нас информировать, пока не вы садились союзники, и ее ни разу не заподозрили и не тронули

.

До самого конца ее связи с оккупантами квалифицировались в наших краях как «постыдные»: за несколько дней до вы садки она устроила для немецких офицеров «Оленьей гостиницы» garden-party1

.

Она осмелела до того, что разрешила нам установить приемник-передатчик в комнате своей горничной, и означенная горничная, Одетта Лонье, только что прошедшая курс обучения в Лондоне, могла, таким образом, спокойно работать в ста пятидесяти метрах от немецкого штаба

.

С самого начала у нас была договоренность, что я никогда не буду сам вступать в контакт с графиней

.

– Если у меня для вас что-то есть, я приду сюда обедать и оставлю тебе Чонга

.

Уходя, я его заберу и скажу тебе что надо

.

Если я захочу, чтобы ты пришел ко мне, я забуду здесь собачку, и ты мне ее принесешь

.

.

.

Через несколько месяцев после нашей первой встречи господин Жан вошел ко мне в кабинет, где Чонг дремал на стуле

.

– Эта Эстергази забыла собачонку

.

Она только что звонила

.

Она хочет, чтобы ты ее принес

.

– Черт, – сказал я ради проформы

.

Вилла, которую до войны занимала еврейская семья из Парижа, находилась в большом парке «Оленьей гостиницы»

.

Чонгу совсем не понравилась поездка на велосипеде у меня под мышкой, и он все время вырывался

.

Мне пришлось немного пройти пешком

.

Довольно хорошенькая горничная вышла на мой звонок:

– Ах да, мадам его забыла

.

.

.

Она хотела взять песика, но я с мрачным видом упирался:

– Послушайте, я час трясся на велосипеде и

.

.

.

– Сейчас спрошу

.

Через несколько минут она вернулась:

– Мадам просит вас зайти

.

Она хочет вас поблагодарить

.

Графиня Эстергази, в скромном сером платье, которое так шло к ее белоснежным воло сам, уложенным в пучок, появилась в дверях гостиной в сопровождении молодого немецкого офицера – он с ней прощался

.

Я его хорошо знал с виду: это был переводчик штаба, часто сопровождавший в «Прелестный уголок» полковника Штеккера

.

– До свидания, капитан

.

И поверьте мне, адмирал Хорти стал регентом не по своей воле

.

Его популярность, значительная уже в семнадцатом году после битвы при Отранте, так воз росла после того, как он разгромил в девятнадцатом году большевистскую революцию Белы Куна, что ему оставалось лишь склониться перед волей парода

.

.

.

Прием на открытом воздухе (англ

.

)

.

Ромен Гари Воздушные змеи Это был, слово в слово, отрывок из учебника истории, который мадам Жюли пересказывала при мне наизусть в 1940 году, когда готовилась к победе немцев

.

– Тем не менее говорят, что у него были династические чаяния, – сказал капитан

.

– Он сделал своего сына Иштвана вице-регентом

.

.

.

– Ах, вот ты где

.

– Она мне улыбнулась

.

– Бедненький

.

Я его забыла

.

Идите сюда, молодой человек, идите сюда

.

.

.

Офицер поцеловал руку графини и вышел

.

Я прошел за ней в гостиную

.

На рояле стояли знаменитые «надписанные» портреты Хорти и Салазара, которые я видел в «гостинице тран зита»

.

На стене на видном месте был портрет маршала Петена

.

Недоставало только портрета Гитлера, который я тоже видел «подготовленным» на улице Лепик

.

– Да, знаю, – сказала мадам Жюли, проследив за моим взглядом

.

– Но мне от него становилось дурно

.

Она выглянула в переднюю, потом закрыла дверь

.

– Этот красивый капитан спит со служанкой, – сказала она

.

– Тем лучше, это может пригодиться

.

Но я каждые два-три месяца меняю прислугу

.

Так вернее

.

А то они всегда слишком много узнают

.

Она еще раз быстро открыла дверь и выглянула

.

Никого не было

.

– Ну ладно

.

Иди сюда

.

Я прошел за ней в спальню За несколько минут в ней произошла удивительная перемена

.

В «Прелестном уголке» и когда она только что говорила с немецким офицером, это была светская дама;

она держалась очень прямо, с высоко поднятой головой, опираясь на трость

.

Сейчас она тяжело переваливалась с ноги на ногу, как грузчик под непосильной ношей

.

Она как будто потолстела на двадцать килограммов и постарела на двадцать лет

.

Она подошла к комоду, открыла ящик и вынула флакон духов «Коти»:

– На, возьми

.

– Духи, мадам Жю

.

.

.

– Никогда меня так не зови, дурак

.

Избавься от этой привычки, а то можешь оговориться в неподходящий момент

.

Это не духи

.

Это убивает, но действует через сорок восемь часов

.

Слушай внимательно

.

.

.

Так мы узнали в июне 1942-го, что новый командующий немецкими войсками в Нормандии генерал фон Тиле собирается дать в «Прелестном уголке» обед, на котором должны присут ствовать сам министр люфтваффе маршал Геринг, группа лучших летчиков-истребителей, в том числе Гарланд, враг номер один английской авиации, и некоторые из наиболее высокопо ставленных генералов

.

Нашим первым решением, когда мы узнали день и час геринговского обеда, было нанести решающий удар

.

Ничего нет проще, чем подлить яду в кушанья

.

Но все же это было слишком важное дело, чтобы провести его по собственной инициативе, и мы запросили Лондон

.

Надо было все предусмотреть, в том числе эвакуацию Дюпра в Англию на подводной лодке

.

О по дробностях операции «Ахиллесова пята» рассказывалось уже не раз;

в частности, в мемуарах Дональда Саймса «Огненные ночи»

.

Мне поручили убедить Дюпра, и я с опаской приступил к делу

.

В избранном генералом фон Тиле меню среди других блюд был рулет из даров моря с трюфелями и фисташками

.

Я изложил наш план – признаюсь, довольно слабым голосом

.

Дюпра решительно отказался:

– Яд в моем рулете? Это невозможно

.

– Почему?

Он испепелил меня тем голубовато-стальным взглядом, который я так хорошо знал:

Ромен Гари Воздушные змеи – Потому что это будет невкусно

.

Он повернулся ко мне спиной

.

Когда я робко попытался пойти за ним на кухню, он взял меня за плечи и молча вытолкал вон

.

К счастью, Лондон послал нам приказ, аннулирующий операцию

.

Я даже задавал себе вопрос, не сам ли де Голль ее отменил, заботясь о престиже «Прелестного уголка»

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXIII Я меньше говорил с Лилой, меньше видел ее и лучше скрывал от посторонних глаз: таково было правило подполья

.

Время от времени то один, то другой из нас попадался, потому что слишком рисковал и не умел скрывать свой «смысл жизни»

.

Я держал в памяти столько сотен адресов, которые без конца менялись, столько кодов, сообщений, военных сведений, что теперь Лила занимала в ней меньше места, ей пришлось сжаться и довольствоваться меньшим

.

До меня с трудом доходил ее голос с оттенком упрека, когда у меня была возможность подумать о ней, а не о завтрашнем дне, встречах, арестах и всегда возможном предательстве

.

«Если ты так будешь забывать меня, Людо, все будет кончено

.

Все

.

Чем больше ты будешь меня забывать, тем больше я буду превращаться в воспоминание»

.

«Я тебя не забываю

.

Я тебя прячу, вот и все

.

Я не забыл ни тебя, ни Тада, ни Бруно

.

Ты должна была бы понять

.

Сейчас не время открывать немцам свой смысл жизни

.

Они за это расстреливают»

.

«Ты стал такой уверенный в себе, такой спокойный

.

Ты часто смеешься, как будто со мной ничего не может случиться»

.

«Пока я буду спокоен и уверен, с тобой ничего не случится»

.

«Как ты можешь знать? А если я умерла?» Когда я слышу этот коварный шепот, мое сердце почти останавливается

.

Но это не голос Лилы

.

Это только голос усталости и сомнения

.

Никогда еще я не делал таких усилий, чтобы сохранить свое безумие

.

Я не пренебрегаю никакими уловками, никакими хитростями

.

Ночью я встаю, грею воду и наполняю ванну

.

Там, в своем заснеженном лесу, где такой мороз, что каждое утро под деревьями можно найти тельца замерзших птиц, они мечтают о горячей ванне

.

«Ты действительно думаешь обо всем, Людо»

.

Она здесь, в тени моих век, она сидит по горло в теплой воде

.

«Тяжело, знаешь

.

Голод, снег

.

.

.

А я так ненавижу холод! Я себя спрашиваю, сколько еще мы сможем продержаться

.

Русские все отступают

.

Никто нам не помогает

.

Мы одни»

.

«А как Тад?» «Он командует всеми здешними партизанами

.

Его имя стало легендарным»

.

«А Бруно?» Она улыбается:

«Бедняжка! Ты бы его видел с винтовкой в руке

.

.

.

Несколько месяцев он держался

.

.

.

» «Чтобы быть рядом с тобой»

.

«Теперь он в Варшаве, у своего профессора музыки

.

У него есть рояль»

.

Я чувствую, как чья-то рука резко трясет меня за плечо

.

В дождливом сумраке утра рядом стоит Дядя

.

– Вставай, Людо

.

Около Гуанских болот нашли английский самолет

.

На борту никого нет

.

Летчики, наверно, бродят в поисках убежища

.

Надо попытаться их найти

.

Еще месяц, другой

.

Окружающая действительность становится все более жестокой, все более безжалостной: все, кто издавал газету «Кларте»1, арестованы, никому не удалось спа Подпольная антифашистская газета, издававшаяся во время оккупации

.

Ромен Гари Воздушные змеи стись

.

Вот уже несколько недель, как я не видел Лилу;

я даже ходил к доктору Гардье, чтобы узнать, нет ли у меня чего с сердцем

.

Но нет, все нормально

.

Когда я слишком унывал, и у меня не хватало сил, и мое воображение складывало оружие, я отправлялся в Клери к своему старому учителю французского

.

Он жил в домике с садиком, зажатом между двумя деревьями

.

Госпожа Пендер готовила чай и подавала нам его в биб лиотеку

.

Ее муж усаживал меня и долго смотрел на меня поверх пенсне

.

Он был, наверно, последним человеком, который еще носил одежду из люстрина

.

Для письма он еще пользо вался старым пером «сержан», каким писали, когда я был маленьким

.

Он говорил мне, что в молодости мечтал стать писателем-романистом, но что воображение помогло ему только найти жену

.

Госпожа Пендер смеялась, поднимала глаза к небу и наполняла чашки

.

Есть пожилые женщины, в которых при смехе или определенном жесте оживает молодая девушка

.

Я молчал

.

Я приходил не разговаривать» а успокоиться;

эта пара успокаивала меня своей прочностью:

их длительная совместная старость давала мне надежду

.

В доме было холодно, и господин Пендер сидел за письменным столом, набросив на плечи пальто, в широкополой шляпе и с фланелевым платком на шее;

госпожа Пендер носила старомодные платья до щиколоток, ее совершенно седые волосы были собраны в пучок

.

Я жадно наблюдал за ними, как бы видя в них свое будущее

.

Я мечтал о старости, о том, чтобы на пороге дряхлости быть вместе с Лилой

.

Все, что было во мне сомнением, тревогой, почти отчаянием, успокаивалось при виде этой старой счастливой четы

.

В эту гавань мне хотелось приплыть

.

– Над Амбруазом Флери и его воздушными змеями смеются по-прежнему, – сказал гос подин Пендер

.

– Это добрый знак

.

У смешного есть большое преимущество: это надежное место, где серьезное может затаиться и выжить

.

Удивляюсь, почему гестапо вас не трогает

.

– Они уже у нас рылись и ничего не нашли

.

Господин Пендер улыбнулся:

– Это проблема, которую нацисты никогда не смогут решить

.

Здесь все их поиски оказы ваются безрезультатными

.

Как

.

.

.

твоя подруга?

– Нам многое сбрасывают с парашютом

.

Приемники-передатчики нового типа и при них инструктор

.

И оружие

.

Только на ферме Гамбье спрятано сто пистолетов, гранаты и зажига тельные шашки

.

.

.

Я делаю все, что могу

.

Господин Пендер кивнул мне в знак того, что понимает:

– Я одного только боюсь, Людовик Флери, – вашей

.

.

.

встречи

.

Может быть, меня уже не будет, и это избавит меня от многих разочарований

.

Когда вернется Франция, она будет нуждаться не только во всей силе нашего воображения, но и во многих воображаемых ве щах

.

И эта молодая женщина, которую ты три года так горячо воображаешь, когда ты ее найдешь

.

.

.

Придется тебе по-прежнему изо всех сил ее придумывать

.

Она наверняка будет совсем другой, чем раньше

.

Наши бойцы Сопротивления, ожидающие от Франции после осво бождения Бог весть какого чуда, часто будут смеяться над мерой своего разочарования;

но их собственная мерка

.

.

.

– Вопрос любви, – сказал я

.

Господин Пендер сосал свой пустой мундштук

.

– Ничто из того, что не может быть объектом воображения, не заслуживает права на существование – иначе море было бы только соленой водой

.

.

.

Я, например, уже пятьдесят лет не устаю придумывать свою жену

.

Я даже не дал ей постареть

.

Все ее недостатки я превратил в достоинства

.

А я в ее глазах человек необыкновенный

.

Она тоже всегда меня придумывала

.

За пятьдесят лет совместной жизни по-настоящему учишься не видеть друг друга, а выдумывать, каждый день

.

Конечно, всегда надо принимать вещи такими, какие они есть

.

Чтобы лучше свернуть им шею

.

Впрочем, цивилизация – не что иное, как постоянное Ромен Гари Воздушные змеи свертывание шеи вещам, какие они есть

.

.

.

Через год господина Пендера арестовали, и он не вернулся из концлагеря;

не вернулась и его жена, хотя в концлагерь не попала

.

Я часто навещаю их в их домике, и они по-прежнему весело меня принимают, хотя их будто бы давно уже нет

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXIV Принимая участие в подпольной борьбе, чтобы ускорить возвращение Лилы, я обеспечи вал связь между товарищами;

кроме того, вместе с Андре Кайе и Лариньером отвечал за нормандское звено «цепочки спасения», которая прятала и переправляла в Испанию сбитых летчиков союзников – тех, кого наши подбирали раньше немцев

.

Только за февраль-март 1942-го мы смогли переправить пятерых из девяти пилотов, которым удалось посадить само лет или выброситься с парашютом

.

В конце марта Кайе сообщил, что на ферме Рие прячут летчика-истребителя, – место хорошее, но семья Рие начала беспокоиться, особенно стару ха, ей восемьдесят лет, и она боится за своих

.

Мы пустились в путь на заре;

стоял туман

.

Влажная земля липла к нашим башмакам;

надо было пройти двадцать километров да еще обходить дороги и немецкие посты

.

Мы шли молча, и только когда были уже возле фермы, Кайе объявил:

– Слушай, я забыл тебе сказать

.

.

.

– Он бросил на меня искоса дружеский и немного лукавый взгляд

.

– Может, это тебе будет интересно

.

Этот летчик – поляк

.

Я знал, что в британских военно-воздушных силах много польских летчиков, но участни кам Сопротивления такой попадался в первый раз

.

Тад, подумал я

.

Глупая мысль: согласно тому, что носит столь трагическое порой название «подсчет вероятностей», не было никакой вероятности, чтобы это был он

.

Надежда часто шутит с нами подобным образом, но, в конце концов, только такими шутками и живешь

.

Мое сердце страшно забилось;

я остановился и устремил на Андре Кайе умоляющий взгляд, как если бы все зависело от него

.

– В чем дело?

– Это он, – сказал я

.

– Кто он?

Я не ответил

.

В лесу, за километр от фермы, был сарай, где Рие держали дрова;

метрах в ста от сарая мы выкопали подземный ход: он вел к тайнику, где хранилось оружие;

там прятались также товарищи, чья жизнь находилась под угрозой, и летчики, которых удавалось спасти

.

Снаружи вход был замаскирован кучей хвороста

.

Мы отгребли поленья и ветки и, приподняв заслон, спустились в двадцатиметровый ход, который вел к тайнику

.

Было очень темно;

я зажег фонарик;

летчик спал на матрасе, под одеялом;

я видел только нашивку «Poland»1 на рукаве его серого мундира и его волосы

.

Этого мне было достаточно, но сама мысль показалась такой невероятной, такой дикой, что я бросился к спящему и, отогнув одеяло, поднес фонарик к его лицу

.

Я стоял, склонившись над ним, держа конец одеяла и думая, что моя проклятая память снова воскрешает прошлое

.

Но это не было иллюзией

.

Бруно, нежный Бруно, такой неловкий, всегда погруженный в свои музыкальные фантазии, был здесь, передо мной, в форме английского летчика

.

Я был не в силах шевельнуть пальцем

.

Кайе толкнул его, чтобы разбудить

.

Бруно медленно встал

.

В темноте он не узнал меня

.

Только когда я осветил свое лицо фонариком, он прошептал:

– Людо!

Польша (англ

.

)

.

Ромен Гари Воздушные змеи Он обнял меня

.

Я не мог даже ответить на его объятие

.

Надежда сжала мне горло

.

Если Бруно удалось добраться до Англии, значит, Лила тоже там

.

Наконец я спросил, со страхом в голосе, потому что рисковал узнать правду:

– Где Лила?

Он покачал головой:

– Не знаю, Людо

.

Не знаю

.

В его глазах было столько жалости и нежности, что я схватил его за плечи и встряхнул:

– Говори правду! Что с ней стало? Не старайся пощадить меня

.

– Успокойся

.

Я не знаю, ничего не знаю

.

Я уехал из Польши через несколько дней после твоего отъезда» чтобы участвовать в музыкальном конкурсе в Англии

.

В Эдинбурге

.

Может быть, помнишь

.

.

.

– Я все помню

.

– Я приехал в Англию за две недели до войны

.

С тех пор я делал все возможное, чтобы что-то узнать

.

.

.

Как и ты, конечно

.

.

.

Мне ничего не удалось

.

Ему трудно было говорить, и он опустил голову

.

– Но я знаю, что она жива

.

.

.

Что она вернется

.

Ты тоже, правда?

– Да, она вернется

.

Он в первый раз улыбнулся:

– Впрочем, она нас никогда не покидала

.

.

.

– Никогда

.

Он держал правую руку на моем плече, и я понемногу успокаивался от этого братского прикосновения

.

Я увидел ленточки наград на его груди

.

– Ну и ну!

– Что ты хочешь, иногда несчастье меняет человека

.

Даже мирный мечтатель может стать человеком действия

.

С начала войны я пошел в английскую авиацию

.

Я стал летчиком истребителем

.

Он поколебался и сказал немного застенчиво, как о чем-то нескромном:

– На моем счету семь сбитых самолетов

.

Да, старина Людо, время музыки прошло

.

– Оно вернется

.

– Не для меня

.

Он снял руку с моего плеча и поднял ее

.

У него был протез: не хватало двух пальцев

.

Он посмотрел на протез улыбаясь

.

– Еще одна мечта Лилы улетучивается, – сказал он

.

– Помнишь? Новый Горовиц, новый Рубинштейн

.

.

.

– И ты с этим можешь летать?

– Да, вполне

.

Я с этим одержал четыре победы

.

.

.

Что до того, знаю ли я, что мне делать со своей жизнью потом

.

.

.

Это другой вопрос

.

Но война еще не скоро кончится, так что этот вопрос, может быть, и не встанет

.

Мы два дня провели вместе

.

Вооружившись превосходными немецкими документами, ко торые нам достала дочь госпожи Эстергази, мы могли пойти на небольшой риск, так что мы пообедали в «Прелестном уголке»

.

Выражение лица Дюпра, когда он увидел перед собой «юного гения», как раньше называли Бруно, доставило мне величайшее наслаждение, неза планированное в меню хозяина

.

Здесь были и изумление, и радость, и страх, с которым он косился в сторону немецких офицеров и начальника полиции Эвре, сидящих в «ротонде»

.

– А, это вы! – вот все, что он сказал

.

– У командира эскадрильи Броницкого на счету семь побед, – сказал я, не слишком понижая голос

.

Ромен Гари Воздушные змеи – Заткнись, идиот, – проскрипел Дюпра, пытаясь улыбаться

.

– Он возвращается в Англию, чтобы продолжать борьбу, – добавил я громче

.

Не знаю, улыбался ли храбрый Марселен или показывал зубы

.

– Не стойте тут, ради Бога

.

Пойдемте

.

Он увел нас на «левый борт», как он говорил, и усадил за самый укромный столик в зале

.

– Все Флери ненормальные, – проворчал он

.

– Если бы не безумие, господин Дюпра, Франция давно бы сдалась

.

И вы первый

.

Мы больше не говорили о Лиле

.

Она была здесь, рядом;

мы так ощущали ее присутствие, что говорить о ней – значило бы отдалить ее от себя

.

Бруно говорил, как он восхищается Англией

.

Он рассказывал о жизни народа, который шел к победе, потому что в 1940-м не захотел понять, что война проиграна

.

– Они сохранили свою приветливость и хорошее настроение

.

Ни малейшей вражды к нам, иностранцам, не упускающим случая переспать с сестрами и женами английских солдат, которые сражаются за морем

.

А как французы?

– Приходят в себя

.

На нас это навалилось неожиданно, так что понадобилось время

.

Два раза к нам подходил Марселен Дюпра с видом одновременно обеспокоенным и вино ватым

.

Мы ели пулярку под соусом «Флеретт»

.

– Видите, я держусь, – сказал он Бруно

.

– Очень вкусно

.

Так же вкусно, как и раньше

.

Браво

.

– Вы им там скажите

.

Они могут приходить

.

Их хорошо примут

.

– Я скажу им

.

– Но уходите скорей

.

.

.

Может быть, он хотел сказать «приходите скорей»

.

Следовало все же допустить такую возможность

.

Во второй раз, осторожно оглядевшись, он спросил у Бруно:

– А ваша семья? У вас есть известия?

– Нет

.

Дюпра вздохнул и удалился

.

После обеда мы спокойно отправились в Ла-Мотт

.

Дядя стоял у фермы и курил трубку

.

Он не удивился, узнав Бруно

.

– Что ж, на свете все возможно, – сказал он

.

– Это доказывает, что иногда последнее слово остается за мечтателями и мечты не всегда рушатся

.

Я сказал ему, что Бруно стал в Англии летчиком, что он сбил семь самолетов противника и дней через десять снова будет драться

.

Пожимая ему руку, дядя, видно, почувствовал два стальных пальца протеза: он бросил на Бруно быстрый грустный взгляд

.

Потом его одолел приступ кашля, от которого на глазах выступили слезы

.

– Слишком много курю, – проворчал он

.

Бруно захотел посмотреть «ньямов», и дядя провел его в мастерскую, где дети возились с бумагой и банками клея

.

– Вы их всех уже видели, – сказал Амбруаз Флери

.

– Я сейчас не делаю новых, я держусь за старых

.

В наше время нам меньше нужны новинки, чем воспоминания

.

И потом, их нельзя запускать

.

Немцы не дают им достаточно высоты

.

Сначала они ограничили высоту до тридца ти, потом до пятнадцати метров, а сейчас они только что не требуют, чтобы мои воздушные змеи ползали

.

Боятся, что они могут служить для ориентировки летчикам союзников, а мо жет, им кажется, что это какие-то шифрованные послания подпольщикам

.

В общем-то, они не так уж не правы

.

Ромен Гари Воздушные змеи Он еще долго смущенно кашлял, и Бруно поспешил ответить на его невысказанный вопрос:

– К сожалению, у меня нет вестей о семье

.

Но я не беспокоюсь за Лилу

.

Она вернется

.

– Мы все здесь в этом уверены, – сказал дядя, бросив взгляд на меня

.

Мы пробыли в Ла-Мотт еще час, и опекун попросил Бруно связаться с его другом лордом Хау: пусть Бруно от имени Амбруаза Флери выразит дружеские чувства и благодарность членам общества «Воздушные змеи Англии»;

местное отделение в Клери шлет им братский привет

.

– Удивительно, как в сороковом они выстояли одни

.

Потом он произнес немного смешную фразу, мне странно было слышать ее от такого скромного человека

.

– Я счастлив, что смог принести пользу, – сказал он

.

В тот же вечер Бруно был на пути в Испанию, а через две недели мы получили «зашиф рованное сообщение» Би-би-си, подтверждающее его прибытие в Англию: «Виртуоз снова за роялем»

.

Я был глубоко взволнован нашей встречей

.

Это как бы предвещало конец неестественного положения вещей, внушало надежду на возвращение другого человека

.

Я усматривал в этом вызове теории вероятности Божью благосклонность

.

Не будучи верующим, я часто думал о Боге, потому что теперь человек более, чем всегда, нуждался в самых своих прекрасных творениях

.

Я уже говорил, как бы оправдываясь, что, занимаясь работой, чтобы ускорить возвращение Лилы, я все меньше ощущал ее физическое присутствие рядом с собой, и в этом я тоже видел добрый знак: так было, когда она перестала писать мне из Гродека, так как мы обязательно должны были встретиться

.

Я жил в предчувствии этой встречи

.

Мне казалось, что вот-вот дверь откроется и

.

.

.

Но это было пустое шаманство, и изменилось только мое отношение к дверям

.

Так как я теперь почти верил, что она жива, я больше не выдумывал ее, ограничиваясь воспоминаниями

.

Я вспоминал наши прогулки на берегу Балтийского моря, когда Лила «мечтала о себе» с такой досадой и с таким пылом

.

«Для меня единственная возможность – написать гениальное произведение

.

До сих пор женщине не было дано написать “Войну и мир”

.

Может быть, это то, что я должна сделать

.

.

.

» «Толстой это уже написал»

.

«Хватит, Людо! Каждый раз, как я пытаюсь что-то сделать из своей жизни, ты мне меша ешь

.

К черту!» «Лила, я уж вовсе не собираюсь стать первой женщиной Толстым, но

.

.

.

» «Ну, теперь сарказм! Только этого нам недоставало!» Я смеялся

.

Я был почти счастлив

.

Я черпал в своей памяти силу, которая, как говорил Амбруаз Флери, «была нужна французам, чтобы каждое утро вставало солнце»

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXV Количество диверсий возрастало, и немцам всюду начали мерещиться «вражеские агенты» – это походило на шпиономанию, захватившую в 39-40-х годах французов

.

Оккупанты про являли большую жестокость, и даже у Дюпра случались неприятности

.

Тем не менее Грюбер, начальник гестапо в Нормандии, был частым гостем в «Прелестном уголке»

.

Думаю, что его больше всего интересовали отношения между высшим офицерством вермахта и французскими деятелями

.

Грюбер был плотный, белесый, с волосами, подстриженными на уровне ушей, и мертвенно бледным лицом

.

Мне приходилось наблюдать за ним, когда он дегустировал самые изысканные блюда, и меня поражало, что он делал это с выражением одновременно внимательным и презрительным

.

Между тем глаза других немцев, таких как генерал фон Тиле и Отто Абец, людей высокой культуры, выражали восхищение, смешанное с глубоким удовлетворением, как если бы, завоевав Францию, они садились за наш стол, чтобы вкусить ее во всей ее несравненной неповторимости

.

Думаю, что для многих немцев, как вчера, так и сегодня, Франция была и есть место наслаждений

.

Так что я привык к гамме выражений, с которыми победители кушали хотя бы простого петуха в вине или рагу по-герцогски

.

О чем они думали в действительности, я не знал

.

Возможно, это был символический обряд, мало отличавшийся от обычая великих цивилизаций прошлого, например у инков или ацтеков, когда победитель вырывал у побежденного сердце и съедал его, чтобы завладеть душой и разумом убитого

.

Но Грюбер жевал с выражением, сильно отличавшимся от того, какое я обычно наблюдал

.

Как я уже говорил, здесь было подозрительное, немного презрительное и, во всяком случае, сардоническое внимание человека, на которого не так легко произвести впечатление

.

Люсьен Дюпра нашел нужное слово:

– Погляди на него

.

Он расследует

.

Он хочет знать, как это делается

.

Именно так

.

Думаю, многие немцы, которые находились во Франции во время оккупации, также спрашивали себя, «как это делается»

.

Трудно было понять, чем «Прелестный уголок» мог привлекать такого невежественного человека, как Грюбер

.

Словцо Дюпра «он чует врага», по моему мнению, не подходило к примитивному характеру этого индивидуума, тем более что Грюбер часто называл заведение «местом растления»

.

Марселен Дюпра не старался его ублажить, хотя и доставал для «Прелестного уголка» продукты вопреки всем действующим ограничениям

.

Он знал, что его поддерживают в высших сферах, и известно, что в начале оккупации немцы старались сохранить французскую элиту и привлечь ее на свою сторону

.

Для Дюпра эта политика объяснялась просто: вожди великого рейха намеревались «сотворить Европу» и стремились показать, что в этой Европе Франция будет занимать место, принадлежащее ей по праву

.

Но даже если предположить, что у Грюбера были строгие указания относительно заведения Дюпра, которые ему приходилось выполнять против воли, трудно было объяснить его обиженный и почти ненавидящий вид, когда он ел рулет из устриц, – как будто блюдо бросало вызов его нацистской вере

.

Во всяком случае, никто не ожидал того, что он сделал, несмотря на все приказы, касаю щиеся «лиц, склонных к сотрудничеству»: 2 марта 1942 года он арестовал Марселена Дюпра

.

Восемь дней ресторан не работал, и дело приняло такие размеры, что Абец посылал воз мущенные телеграммы в Берлин;

после войны их нашли;

одну из них цитирует Штернер:

Ромен Гари Воздушные змеи «Имеется ведь приказ самого фюрера относиться с уважением к историческим центрам Фран ции»

.

Вернувшись после недели тюремного заключения, Дюпра был взбешен, но горд («я не сдаюсь»);

однако он отказался рассказать нам, почему Грюбер его допрашивал и посадил в тюрьму

.

В Клери думали, что из-за черного рынка и из-за того, что Марселен не захотел давать взятки по повышенному тарифу

.

Кроме того, Дюпра находился под покровительством фон Тиле, а в то время отношения между нацистами и «высшей кастой» вермахта быстро портились

.

Что до меня, я был уверен, что Грюбер хотел напомнить и тем и другим, кто настоящий хозяин «Прелестного уголка»

.

У дяди было как будто другое представление о случившемся

.

Я так и не узнал, умышленно или нет он сыграл шутку с Марселеном, но смеяться он очень любил

.

Возможно, он просто выпил лишний стаканчик с друзьями, когда заявил за стойкой «Улитки»:

– Марселена допрашивали день и ночь

.

Он выдержал

.

– Но что они хотели узнать? – спросил хозяин, господин Менье

.

Дядя разгладил усы

.

– Рецепт, черт подери, – сказал он

.

Наступило молчание

.

Кроме хозяина, там были наш сосед Гастон Кайе и еще Антуан Вай – имя его сына сейчас на памятнике погибшим

.

– Какой рецепт? – спросил наконец господин Менье

.

– Рецепт, – повторил дядя

.

– Боши хотели знать, как это делается: кролик по-фермерски в малиновом соусе, белое мясо «Шартрский собор» – в общем, все меню

.

И что же – этот чертов Марселен отказался говорить

.

Они подвергли его самым страшным пыткам, в ванне и все такое, но он хорошо держался

.

Он не выдал даже рецепта своей похлебки с тремя соусами

.

Вот, ребята, есть такие, кто начинает говорить, как только станет чуточку больно, но нашего Марселена едва не убили, а он все-таки молчал

.

Трое стариков помирали со смеху

.

Дяде даже не пришлось им подмигивать

.

– Я был уверен, что наш национальный Марселен будет молчать, – сказал папаша Кайе

.

– Рецепты «Прелестного уголка» – вещь священная

.

Да, но все-таки это здорово, черт возьми

.

– Мы очень взволнованы, – сказал Вай

.

Хозяин наполнил их стаканы

.

– Надо всем рассказать, – прошептал дядя

.

– Еще бы! – завопил Вай

.

– Надо, чтобы внуки рассказывали об этом правнукам, и так далее

.

– Вот-вот, и так далее, – одобрил Кайе

.

– Мы обязаны – ради Марселена, – Что надо, то надо, – заключил дядя

.

Как вы, может быть, помните, история о великом французском кулинаре, который не выдал своих рецептов немцам даже под пыткой, была напечатана в сентябре 1945 года в американской военной газете «Stars and Stripes»1

.

В Америке она получила широкий отклик

.

Когда об этом спрашивали самого Марселена Дюпра, он пожимал плечами: «Люди болтают невесть что

.

Правда то, что для нацистов я был тем, чего они не выносят: непобедимой Францией, которая снова побеждает

.

Вот и все

.

Тогда они решили мне отомстить

.

Что до всего остального

.

.

.

Говорю вам, люди болтают невесть что»

.

– Ты слишком скромен, Марселен, – говорил дядя

.

Мне пришлось присутствовать при рождении «легенды», когда Дюпра сердился и отрицал «все эти россказни»

.

Дядя обнимал его за плечи и говорил серьезно:

«Звезды и полосы» (англ

.

)

.

Ромен Гари Воздушные змеи – Ладно, ладно, Марселен

.

Есть вещи, которые важнее нас

.

Немного смирения

.

«Прелест ный уголок» пережил страшные годы и должен начать жизнь сначала

.

Марселен Дюпра еще некоторое время ворчал, потом махнул рукой

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVI 27 марта 1942 года погода стояла холодная и пасмурная

.

Мне надо было переправить в Веррьер, что в десяти километрах от Клери, два новых приемника типа АМК-11 и некоторое количество «редкостей»: «козьего помета» со взрывателями замедленного действия и зажига тельных «сигарет»

.

Все это я спрятал под соломой и досками;

я забрал снаряжение у Бюи;

доктор Гардье одолжил мне свою повозку, и конь Клементин бежал бодро;

для виду я поло жил на солому несколько воздушных змеев: отношение к мастерской Амбруаза Флери пока еще было благосклонное, она даже значилась в списке «поощряемых видов деятельности» комиссариата по работе с молодежью, как нам сообщил сам мэр Клери

.

Я ехал по дороге мимо «Гусиной усадьбы»;

доехав до входа, я увидел, что ворота широко распахнуты

.

У меня были к усадьбе довольно странные чувства владельца или, точнее, «хра нителя памяти»

.

Зная, что ничего не могу поделать, я все же не терпел непрошеных гостей

.

Я остановил Клементина, слез и пошел по главной аллее

.

Надо было пройти метров сто

.

Я был в двадцати шагах от бассейна, когда заметил, что на каменной скамье справа, под голыми каштанами, сидит человек

.

Он опустил голову и спрятал нос в меховой воротник пальто;

в руке он держал трость и чертил что-то ею на земле

.

Это был Стас Броницкий

.

Я не ощутил никакого волнения, у меня не забилось сердце – я всегда знал, что жизнь не лишена смысла и делает все от нее зависящее, даже если и ошибается норой

.

Они вернулись

.

Броницкий как будто не видел меня

.

Он смотрел себе под ноги

.

Концом трости он вывел несколько цифр и накрыл одну из них сухим листом каштана

.

Возле развалин усадьбы стоял «мерседес» фон Тиле

.

Сквозь веранду и наполовину разва лившуюся лестницу проросли кусты;

крыша и чердак исчезли

.

Верхние этажи сгорели, сохра нилась лишь нижняя часть фасада у входа, почерневшая от огня, с пустыми окнами

.

Огонь не тронул только комнаты первого этажа

.

Дверь была сорвана с петель каким-то охотником за дровами на зиму

.

Я услышал в доме смех Лилы

.

Я застыл с поднятыми глазами

.

Сначала я увидел, как вышли Ханс и генерал фон Тиле;

еще мгновение, и я увидел Лилу

.

Я сделал один-два шага, и она меня заметила

.

Казалось, она не удивилась

.

Я стоял неподвижно

.

В ее появлении было что-то такое простое и естественное, что я и сейчас не знаю, объяснялось ли мое спокойствие сильнейшим шоком, лишившим меня способности чувствовать

.

Я снял кепку, как слуга

.

На Лиле была белая дубленая куртка и берет;

под мышкой она держала несколько книг

.

Она спустилась по ступенькам, подошла ко мне и, улыбаясь, протянула затянутую в перчатку руку:

– А, Людо, здравствуй

.

Рада тебя видеть

.

Я как раз собиралась тебя навестить

.

Как твои дела, хорошо?

Я онемел

.

Теперь во мне поднималось изумление» переходившее в ужас и панику

.

– Хорошо, А ты как?

– Знаешь, со всеми этими ужасами, со всем, что происходит, могу сказать, что нам повезло

.

Только вот отец

.

.

.

В общем, это болезнь, и считают, что она пройдет

.

Извини, что я еще не была в Ла-Мотт, но уверяю тебя, я об этом думала

.

– Да?

Все было так вежливо, так по-светски, что казалось, я вижу кошмарный сон

.

Ромен Гари Воздушные змеи – Я приехала посмотреть, что уцелело, – сказала она

.

Думаю, она имела в виду усадьбу

.

– Почти все сгорело, но, видишь, мне удалось найти несколько книг

.

Пруст, Малларме, Валери»

.

Мало что осталось

.

– Да

.

Я пробормотал:

– Но все еще вернется

.

Она рассмеялась:

– А ты не изменился

.

По-прежнему немножко странный

.

– Ты знаешь, я страдаю от избытка памяти

.

У нее стал раздосадованный, немного смущенный вид, но она быстро взяла себя в руки, и выражение ее глаз смягчилось

.

– Я знаю

.

Не надо

.

Конечно, после стольких

.

.

.

несчастий прошлое кажется тем счастливее, чем оно дальше

.

– Да, правда

.

А

.

.

.

Тад?

– Остался в Польше

.

Не захотел уехать

.

Он в Сопротивлении

.

Фон Тиле и Ханс были в двух шагах и слышали нас

.

– Я всегда знала, что Тад будет делать что-то великое, – сказала Лила

.

– Впрочем, мы все так думали

.

Он один из тех, кто когда-нибудь будет вершить судьбу Польши

.

.

.

То есть того, что от нее останется

.

Фон Тиле скромно отвернулся

.

– Ты немного думал обо мне, Людо?

– Да

.

Ее взгляд затерялся где-то в вершинах деревьев

.

– Другой мир, – сказала она

.

– Как будто века прошли

.

Ну, я не буду больше задерживать моих друзей

.

Как твой дядя?

– Он продолжает

.

– По-прежнему воздушные змеи?

– По-прежнему

.

Но теперь он не имеет права запускать их очень высоко

.

– Поцелуй его от меня

.

Ну, до скорой встречи, Людо

.

Я обязательно зайду к тебе

.

Нам столько надо сказать друг другу

.

Тебя не мобилизовали?

– Нет, Меня освободили по болезни

.

Кажется, я немножко сумасшедший

.

Это наслед ственное

.

Она дотронулась до моей руки кончиками пальцев и пошла к машине, чтобы помочь отцу сесть

.

Она села между ним и генералом фон Тиле

.

Ханс сел за руль

.

Я слышал хохот ворон

.

Лила махнула мне рукой

.

Я ответил

.

«Мерседес» исчез в конце аллеи

.

Я долго стоял, пытаясь прийти в себя

.

Ощущение, что меня нет ни здесь, ни там, нет нигде;

потом медленное наступление отчаяния

.

Я боролся с ним

.

Я не хотел изменять себе

.

Отчаяние – всегда поражение

.

Остолбенев, не в силах пошевелиться, я стоял с кепкой в руке, и, по мере того как проходили минуты, ощущение нереальности сгущалось у этих развалин, в призрачном парке с белыми от инея деревьями, где все было неподвижным и мертвенным

.

Этого не может быть

.

Невозможно

.

Воображение сыграло со мной злую шутку, оно под вергло меня пытке, чтобы отомстить за все, чего я от него требовал целые годы

.

Еще одно видение, один из тех снов наяву, которым я так легко отдавался, и оно посмеялось надо мной

.

Оно не могло быть Лилой, это видение, такое светское, такое безразличное и такое далекое от Ромен Гари Воздушные змеи той, кто почти четыре года так активно жила в моей памяти

.

Непринужденность тона, сама вежливость, с какой она говорила, отсутствие всякого намека на наше прошлое в холоднова той голубизне глаз

.

.

.

– нет, ничего этого не было, моя болезнь усилилась из-за одиночества, и теперь я расплачиваюсь за то, что слишком потакал своему «безумию»

.

Это просто страшная галлюцинация из-за нервного истощения и временного упадка духа

.

Мне удалось наконец выйти из транса и направиться к воротам

.

Едва я сделал несколько шагов, как увидел скамью, где только что видел, как мне казалось, Стаса Броницкого, рисующего на земле концом трости числа воображаемой рулетки

.

Я еле решился опустить глаза, посмотреть и убедиться

.

Цифры были здесь, и на цифре семь лежал сухой лист

.

Едва понимая, что делаю, я доставил свой груз в Веррьер и вернулся домой

.

Дядя был в кухне

.

Он немного выпил

.

Он сидел у огня, гладя кота Гримо, который спал у него на коленях

.

Мне трудно было говорить:

–

.

.

.

С тех пор, как ее нет, она ни на минуту не покидала меня, а теперь, когда она вернулась, она совсем другая

.

.

.

– Черт возьми, мальчик

.

Ты ее слишком выдумывал

.

Четыре года разлуки – слишком большой простор для воображения

.

Мечта коснулась земли, а от этого всегда происходят поломки

.

Даже идеи становятся на себя не похожи, когда воплощаются в жизнь

.

Когда к нам вернется Франция, увидишь, какие у всех будут физиономии

.

Будут говорить: это не настоящая Франция, это другая! Немцы слишком заставили работать наше воображение

.

Когда они уйдут, встреча с Францией будет жестокой

.

Но что-то мне говорит, что ты снова узнаешь свою малышку

.

Любовь – вещь гениальная, и у нее есть дар все переваривать

.

Что касается тебя, ты думал, что живешь памятью, но больше всего ты жил воображением

.

Он усмехнулся:

– Воображение – неверный подход к женщине, Людо

.

В час ночи я стоял у окна с пылающим лицом, ожидая от ночи материнской ласки

.

Я услышал, что подъехала машина

.

Долгая пауза;

скрип лестницы;

у меня за спиной отворилась дверь;

я обернулся

.

Какую-то секунду дядя стоял один, с лампой в руке, потом он исчез, и я увидел Лилу

.

Она всхлипывала;

казалось, это стонет ночной лес

.

Ее стоны звучали как мольба о прощении за то, что у нее такое горе, такое несчастье

.

Я бросился к ней, но она отступила:

– Нет, Людо

.

Не трогай меня

.

Позже

.

.

.

может быть

.

.

.

позже

.

.

.

Сначала нужно, чтобы ты знал

.

.

.

чтобы ты понял

.

.

.

Я взял ее за руку

.

Она села на край кровати, съежившись в своей куртке, смирно сложив руки на коленях

.

Мы молчали

.

Слышно было, как скрипят голые ветки деревьев

.

В ее глазах было выражение почти молящего вопроса и нерешительности, как если бы она еще сомнева лась, может ли мне довериться

.

Я ждал

.

Я знал, почему она колеблется

.

Для нее я все еще был тот Людо, какого она знала, нормандский деревенский парнишка, который провел три года войны рядом со своим дядей и его воздушными змеями и мог не понять

.

Рассказывая мне все, она без конца будет повторять с тревогой, почти с отчаянием: «Ты понимаешь, Людо?

Понимаешь?» – как бы уверенная, что эти признания, эта исповедь – за пределом того, что я могу представить, принять и тем более простить

.

Она бросила на меня еще один умоляющий взгляд, потом начала говорить, и я почувство вал, что говорила она не столько для того, чтобы я знал, сколько для того, чтобы попытаться забыть самой

.

Я слушал

.

Сидел на другом конце кровати и слушал

.

Я немного дрожал, но должен же я был разделить с ней эту ношу

.

Она курила сигарету за сигаретой, и я подносил ей огонь

.

Ромен Гари Воздушные змеи Керосиновая лампа соединяла на стене две наши тени

.

Первого сентября 1939 года немецкий броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» без объявления войны открыл огонь по польскому гарнизону полуострова Гродек

.

Остальное за несколько дней докончила авиация

.

– Мы все попали под бомбежку

.

.

.

Таду удалось соединиться со своей боевой группой – знаешь, те, что проводили политические собрания, когда ты был у нас

.

.

.

– Я помню

.

– За две недели до этого Бруно уехал в Англию

.

.

.

Нам удалось спрятаться на одной фер ме

.

.

.

У отца был шок, мать в истерике

.

.

.

К счастью, я встретила одного немецкого офицера, он был джентльмен

.

.

.

– Есть и такие

.

Она боязливо посмотрела на меня:

– Надо было прежде всего выжить, спасти своих

.

.

.

Ты понимаешь, Людо? Ты понимаешь?

Я понимал

.

– Связь продолжалась три месяца

.

.

.

Потом его послали в другое место, и

.

.

.

Она замолчала

.

Я не спрашивал: а после этого кто? Сколько еще? Со своей проклятой памятью я не стремился открывать подобный счет

.

Надо было прежде всего выжить, спасти своих

.

.

.

– Если бы Ханс нас не разыскал – нам удалось бежать в Варшаву, – не знаю, что бы с нами стало

.

.

.

Он был на французском фронте и добился перевода в Польшу, только чтобы позаботиться о нас

.

.

.

– О тебе

.

– Он хотел жениться на мне, но нацисты запрещали браки с польками

.

.

.

– Подумать только, что я мог его убить! – сказал я

.

– Во-первых, я мог его задушить, когда он набросился на меня у «Старого источника», когда мы были детьми, а потом во время нашей дуэли в Гродеке

.

.

.

Решительно, есть Бог на небесах!

Мне не следовало говорить так саркастически

.

Я поддался слабости

.

Она внимательно посмотрела на меня:

– Ты изменился, Людо

.

– Прости, дорогая

.

– Когда Гитлер напал на Россию, Ханс последовал за генералом фон Тиле на Смоленский фронт

.

.

.

Нам удалось бежать в Румынию

.

.

.

Сначала у нас еще оставалось немного драгоцен ностей, но потом

.

.

.

Она стала любовницей румынского дипломата, потом врача, который ее лечил: аборт, едва не стоивший ей жизни

.

.

.

– Ты понимаешь, Людо? Понимаешь?

Я понимал

.

Надо было выжить, спасти своих

.

Она завела себе «друзей» в дипломатических кругах

.

Ее отец и мать ни в чем не нуждались

.

В общем, в этой истории с «выживанием» она легко отделалась

.

– В сорок первом нам наконец удалось получить визы во Францию, благодаря одному человеку в посольстве, с которым я

.

.

.

с которым была знакома

.

.

.

Но у нас не было больше ни гроша и

.

.

.

Она замолчала

.

Я чувствовал, что во мне растет улыбчивое спокойствие, как будто я знал, что в главном ничего не может с нами случиться

.

Я бы не сумел объяснить, что понимаю под «главным», и, так как неизвестно, как любят другие, не хотел бы казаться хвастуном

.

Я мельком подумал о нашем прекрасном «Мореходе», который был так хорош в голубом небе, потом исчез, а затем Ромен Гари Воздушные змеи нашелся – весь израненный и искалеченный, разбитый и разорванный

.

Не знаю, затронуло ли во мне страдание древнюю христианскую жилку, но, как я сказал, я точно понял, что именно не имеет значения

.

К черту доброе старое «Все понять – значит все простить», которое господин Пендер в классе когда-то предложил нам прокомментировать, – это выражение затаскано по сточным ямам забвения и смирения

.

Я никогда не проявлял к Лиле «терпимости»:

легко доказать, что «терпимость» иногда ведет к нетерпимости, и людей часто завлекали обманом на эту дорожку

.

Я любил женщину со всеми ее несчастьями, вот и все

.

Она напряженно смотрела на меня:

– Я часто хотела дать тебе знать, прийти сюда, но я чувствовала себя такой

.

.

.

– Виноватой?

Она ничего не сказала

.

– Лила, послушай

.

В наше время виновность ниже пояса – ничто, как, впрочем, и в любое время

.

Виновность ниже пояса – почти святость по сравнению со всем остальным

.

– Как ты изменился, Людо!

– Может быть

.

Немцы мне очень помогли

.

Говорят: самое ужасное в фашизме – его бес человечность

.

Да

.

Но надо признать очевидное: эта бесчеловечность – часть человеческого

.

Пока люди не признают, что бесчеловечность присуща человеку, они будут жертвами благо намеренной лжи

.

Вошел кот Гримо, задрав хвост, и стал тереться о наши ноги, требуя ласки

.

– Первые шесть месяцев в Париже, ты себе представить не можешь

.

.

.

Мы никого не знали

.

.

.

Я работала официанткой в пивной, продавщицей в «Призюник»

.

.

.

У матери были страшные мигрени

.

.

.

– Ах, мигрени

.

Это ужасно

.

.

.

Что до отца Лилы, он, так сказать, потерял зрение

.

Что-то вроде умственной слепоты

.

Он закрыл глаза на окружающую действительность

.

– Нам с матерью пришлось ухаживать за ним как за ребенком

.

Он был другом Томаса Манна, Стефана Цвейга, для него Европа была как несравненный свет

.

.

.

И вот когда этот свет угас и все, во что он верил, рухнуло, он как бы порвал с действительностью

.

.

.

Полная атрофия чувствительности

.

«Дерьмо, – подумал я

.

– Неплохо устроился»

.

– Врачи все перепробовали

.

.

.

Я чуть не спросил: «Даже пинок под зад?» – но приходилось щадить этот старый ари стократический фарфор

.

Я был уверен, что Броницкий нашел способ переложить всю ответ ственность на жену и дочь

.

Не мог же он позволить себе знать, что делает его дочь, чтобы «выжить, спасти своих»

.

Он защищал свою честь, вот и все

.

– Наконец мне удалось найти работу манекенщицы у Коко Шанель

.

.

.

– Коко как?

– Шанель

.

Знаешь, знаменитая портниха

.

.

.

– Ах да, конечно

.

.

.

«Прелестный уголок»!

– Что?

– Нет, ничего

.

– Но я зарабатывала недостаточно, чтобы хватило родителям, и вообще

.

.

.

Молчание

.

Кот Гримо переходил от одного к другому, удивленный нашим безразличием

.

Молчание заползало в меня, заполняло меня всего

.

Я ждал этих «Ты понимаешь, Людо?

Понимаешь?» – но видел только немое отчаяние в ее взгляде и опустил глаза

.

– Нас спас Георг

.

– Георг?

Ромен Гари Воздушные змеи – Георг фон Тиле

.

Дядя Ханса

.

Наши владения у Балтийского моря были рядом

.

.

.

– Да, да

.

Ваши владения

.

Конечно

.

– Его назначили во Францию, и, как только он узнал, что мы в Париже, он все взял на себя

.

Устроил моих родителей на квартире возле парка Монсо

.

А потом Ханс вернулся с восточного фронта

.

.

.

Она оживилась

.

– Знаешь, я даже смогла продолжать учебу

.

У меня диплом французского лицея в Варшаве, я запишусь в Сорбонну, может быть, даже в школу Лувра

.

Я увлеклась историей искусства

.

– Историей

.

.

.

искусства?

У меня перехватило горло

.

– Да

.

Кажется, я нашла свое призвание

.

Помнишь, как я искала себя? Кажется, теперь я себя нашла

.

– В добрый час

.

– Конечно, потребуется много мужества и настойчивости, но думаю, что я справлюсь

.

Я бы хотела поехать в Италию, особенно во Флоренцию, осматривать музеи

.

.

.

Понимаешь, Возрождение

.

.

.

Но надо подождать

.

– Действительно, Возрождение может подождать

.

Она встала

.

– Хочешь, чтобы я тебя проводил?

– Нет, спасибо

.

Внизу Ханс в машине

.

В дверях она остановилась:

– Не забывай меня, Людо

.

– У меня нет дара забывать

.

Я вышел с ней на лестницу

.

– Бруно в Англии

.

Он летчик-истребитель

.

Ее лицо осветилось

.

– Бруно? Но он был такой неловкий!

– В небе, видно, нет

.

Я не сказал ей про пальцы

.

– Я тебе всем обязана, – сказала она

.

– Не знаю почему

.

– Ты сохранил меня нетронутой

.

Я думала, что погибла, а теперь у меня впечатление, что все это неправда и что все время – три с половиной года! – я была здесь, у тебя, целая и невредимая

.

Сохраняй меня такой, Людо

.

Я в этом нуждаюсь

.

Дай мне еще немного времени

.

Мне нужно возродиться

.

– История искусства тебе сильно поможет

.

Особенно Возрождение

.

– Не смейся надо мной

.

Она постояла еще минуту, потом ушла, и осталась только тень на стене

.

Я был спокоен

.

Я шел вместе с миллионами других людей по пути, где у каждого свое горе

.

Я пришел к дяде на кухню

.

Он налил мне рюмочку, украдкой наблюдая за мной

.

– Да, это будет забавно, – сказал он

.

– Что именно?

– Когда вернется Франция

.

Надеюсь, ее можно будет узнать

.

Я сжал кулаки:

– Да, и мне наплевать, как она будет выглядеть и что будет у нее за плечами

.

Лишь бы она вернулась, вот и все

.

Ромен Гари Воздушные змеи Дядя вздохнул:

– Уже и пошутить с ним нельзя

.

Меня не избавили от сплетни, что Лила стала любовницей фон Тиле

.

Я был так же безразличен к этим россказням, как к голосам, скулившим, что «Франция пропала», «никогда не вернется», «потеряла свою душу» и что подпольщики гибнут «ни за что»

.

Моя уверенность была слишком тверда, чтобы она нуждалась в «проветривании» – как у нас говорят о тех, кто любит говорить на ветер

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVII Я больше не ненавидел немцев

.

То, что я видел вокруг в течение четырех лет после пора жения, затрудняло для меня обычный трюк, в результате которого все немцы превращаются в преступников, а все французы – в героев

.

Я познал братство, сильно отличающееся от этих самодовольных штампов: мне казалось, что мы неразрывно связаны тем, что нас отличает друг от друга, но в любой момент может перемениться и сделать нас чудовищно схожими

.

Мне даже приходило в голову, что, участвуя в борьбе, я помогаю и нашим врагам

.

.

.

Им то же

.

То, что ты воспитан человеком, который всю жизнь поднимал глаза ввысь, не проходит безнаказанно

.

В первый раз я увидел, как убили немца, в полях за Гранем, где мы распахали посадоч ную площадку

.

В ту ночь мы втроем ожидали, когда прилетит «Лизандер», который должен был переправить в Англию политического деятеля, чьего имени мы не знали

.

После зака та мы несколько раз тщательно прочесали окрестности;

нам было приказано принимать все предосторожности – две недели назад одну из групп захватили при приеме парашютистов в верховьях Сены, и к списку наших расстрелянных добавилось пять имен

.

В час ночи зажгли сигнальные огни, и ровно через двадцать минут «Лизандер» призем лился

.

Мы помогли пассажиру сесть в самолет;

«Лизандер» взлетел, и мы пошли собирать сигналки

.

Когда мы возвращались обратно и были метрах в трехстах от площадки, Жанен схватил меня за руку;

справа от нас я увидел в траве металлический отблеск и услышал осторожное движение;

блеск металла передвинулся и исчез

.

Там были велосипед, девушка и немецкий солдат

.

Я знал девушку в лицо, она работала в булочной господина Буайе в Клери

.

Солдат лежал на животе рядом с ней;

он смотрел на нас без всякого выражения

.

Не знаю, кто выстрелил, Жанен или Роллен

.

Просто солдат уронил голову и застыл, уткнувшись лицом в землю

.

Девушка резко отодвинулась от него, как если бы он стал отвратительным

.

– Вставай

.

Она быстро встала, поправляя юбку

.

– Пожалуйста, не говорите им, – пробормотала она

.

У Жанена был удивленный вид

.

Он приехал из Парижа и не знал деревенской жизни

.

Потом он понял, улыбнулся и опустил оружие

.

– Тебя как зовут?

– Мариетта

.

– Мариетта, а дальше?

– Мариетта Фонта

.

Господин Людовик меня знает

.

Пожалуйста, ничего не говорите моим родителям

.

– Ладно

.

Мы им не скажем, будь спокойна

.

Можешь идти домой

.

Он бросил взгляд на тело

.

– Надеюсь, он не успел, – сказал он

.

Мариетта зарыдала

.

Я провел дурную ночь

.

Было так, как будто я совершил предательство

.

Я старался думать о всех наших убитых, но выходило только на одного убитого больше

.

Ромен Гари Воздушные змеи Через несколько дней я зашел в булочную и остановился, как бы прося прощения

.

Мари етта покраснела и стояла в нерешительности

.

Потом подошла ко мне и прошептала с беспо койством:

– Они ведь ничего не скажут моим родителям?

Нехорошо ходить с парнями в лес

.

Думаю, только это ее и тревожило

.

Нам нечего было опасаться

.

Несколько раз я видел, как Лила проезжает через Клери в «мерседесе» фон Тиле;

один раз с ней был сам генерал

.

Однажды утром, когда я возвращался на велосипеде с тренировки на ферме Гролле, где один товарищ, прошедший курс обучения в Англии, учил нас обращаться с новой взрывчаткой, «мерседес» проехал мимо меня и остановился

.

Я остановился тоже

.

Лила сидела в машине одна с шофером

.

У нее были круги под глазами, веки опухли

.

Было семь часов утра;

я знал, что в эту ночь Эстергази устраивала праздник – в «Прелестный уголок» поступил заказ на все, что только можно, от шампанского до норвежской лососины, и Дюпра сам отправился к ней, чтобы присмотреть за своим сотэ из молочного ягненка и петухом в вине, «которого можно погубить, если положить на дольку чеснока больше или меньше»

.

Требовалась бдительность: все немецкие «сливки» были там

.

«Занимаясь этим чертовым ре меслом, – ворчал он, – каждый раз ставишь на карту свою репутацию»

.

Лила вышла из машины, и мне пришлось ее поддержать: она была немного пьяна

.

Очень элегантное красное платье, белый плащ, красные туфли на высоких каблуках и плотная шаль из красной и белой шерсти на плечах

.

Польские цвета, подумал я

.

Она сильно накрасилась, как бы желая скрыть лицо

.

Казалось, берет на ее пышных волосах попал сюда случайно из прошлой жизни

.

Только печальная голубизна глаз оставалась такой, как прежде

.

Она держала в руке книгу: Аполлинер

.

У нас в Ла-Мотт был весь Гюго, но Аполлинера не было

.

Всегда забываешь о том, что тебе принадлежит по праву, – Здравствуй, мой Людо

.

Я поцеловал ее

.

Военный шофер сидел к нам спиной

.

– Обо мне здесь многое говорят, правда?

– Знаешь, я немного глуховат

.

– Говорят, что я любовница фон Тиле

.

– Говорят

.

– Это неправда

.

Георг – друг моего отца

.

Наши семьи всегда дружили

.

Надо мне верить, Людо

.

– Я тебе верю, но мне наплевать

.

Она с жаром начала говорить о своих родителях

.

Благодаря Георгу они ни в чем не терпят нужды

.

– Это изумительный человек

.

Он откровенный антифашист

.

Он даже спасал евреев

.

– Это понятно

.

У него две руки

.

– Что ты хочешь сказать? Что ты болтаешь?

– Это не я болтаю, а Уильям Блейк

.

Блейк написал об этом поэму

.

«Одна его рука была в крови

.

Другая держала факел»

.

Почему ты не заходишь ко мне?

– Я приду

.

Знаешь, мне нужно возродиться

.

Ты обо мне думаешь немного?

– Мне случается не думать о тебе

.

У каждого бывают минуты пустоты

.

– Я чувствую себя немного потерянной

.

Не знаю даже, где я

.

Я слишком много пью

.

Хочу забыться

.

Я взял у нее из рук книгу и пролистал ее

.

– Кажется, никогда еще французы столько не читали, как теперь

.

Знаешь, господин Жолио, владелец книжной лавки

.

.

.

Ромен Гари Воздушные змеи – Я его знаю очень хорошо, – сказала она с неожиданной горячностью

.

– Это мой друг

.

Я почти каждый день хожу к нему в лавку

.

– Так вот, он говорит, что французы набрасываются на поэзию с мужеством отчаяния

.

Как твой отец?

– Он полностью потерял связь с действительностью

.

Полная атрофия чувствительности

.

Но надежда есть

.

Иногда у него бывают проблески сознания

.

Может быть, он придет в себя

.

Я не мог не испытывать некоторого восхищения Стасом Броницким

.

Этот аристократи ческий альфонс нашел довольно необычное средство, чтобы отгородиться от низменной дей ствительности

.

Жена и дочь оберегали его от всякого соприкосновения с отталкивающей исторической эпохой

.

Настоящая избранная натура

.

– Никогда не видал такого хитреца, – сказал я

.

– Людо! Я тебе запрещаю

.

.

.

– Прости меня

.

Это моя мужицкая сторона

.

Видно, у меня наследственное озлобление против аристократов

.

Мы сделали несколько шагов, чтобы подальше отойти от шофера

.

– Знаешь, Людо, все скоро переменится

.

Немецкие генералы не хотят войны на два фронта

.

И они ненавидят Гитлера

.

Однажды

.

.

.

– Да, я знаю эту теорию

.

Я уже слышал, как ее излагал Ханс накануне захвата Польши

.

– Надо еще немного времени

.

Немцам пока еще недостаточно трудно

.

– Действительно

.

– Но я добьюсь

.

– Добьешься чего?

Она замолчала, глядя прямо перед собой

.

– Мне нужно еще немного времени, – повторила она

.

– Конечно, это очень трудно, и я иногда сомневаюсь и теряю уверенность

.

.

.

Тогда я пью лишнее

.

Я не должна

.

Но я уверена, что если немного повезет

.

.

.

– То что? Если немного повезет, то что?

Она зябко завернулась в свои польские цвета

.

– Я всегда хотела что-то сделать из своей жизни

.

Что-то большое и

.

.

.

страшно важное

.

.

.

Какое живучее наваждение!

– Да, – сказал я

.

– Ты всегда хотела спасти мир

.

Она улыбнулась:

– Не я, а Тад

.

Но кто знает

.

.

.

Я так хорошо знал это ее немного загадочное, непроницаемое выражение, то, что Тад называл когда-то «вид как у Гарбо»

.

– Может, это буду я, – спокойно сказала она

.

Все это было так жалко

.

Она едва держалась на ногах, и мне пришлось помочь ей сесть в машину

.

Я положил ей на колени плед

.

Еще минуту она молчала, держа маленький томик Аполлинера, с улыбкой на губах

.

И вдруг повернулась ко мне в горячем порыве, и я удивился, до чего у нее серьезный, почти торжественный голос:

– Верь мне, Людо

.

Вы все верьте мне еще немножко

.

Я добьюсь

.

Мое имя войдет в историю, и ты будешь мною гордиться

.

Я поцеловал ее в лоб

.

– Ну, ну, – сказал я

.

– Ничего не бойся

.

Они жили счастливо, и у них было много детей

.

Мне нет оправдания

.

Я не придал никакого значения словам той, кого в «Прелестном угол ке» называли «эта бедная молоденькая полька со своими немцами»

.

«Все те же фантазии и Ромен Гари Воздушные змеи химеры», – подумал я

.

Я стоял со своим велосипедом у обочины, грустно глядя вслед удаляю щемуся «мерседесу»

.

«Мое имя войдет в историю, и ты будешь мною гордиться

.

.

.

» Это было слишком нелепо

.

Мне казалось, что Лила в своем падении нуждалась в «придумывании себя» еще больше, чем прежде, в «Гусиной усадьбе» и на берегу Балтийского моря, – упавшая на землю разбитая мечта еще слабо трепыхала крылышками

.

У меня не было никакого подозре ния, никакого предчувствия

.

Возможно, это объяснялось суровыми требованиями нескольких лет борьбы, когда приходилось «сохранять здравый смысл», и мне теперь не хватало безумия

.

Я и не догадывался, что среди всех наших улетевших воздушных змеев один, родом из Поль ши, поднимется выше и будет ближе к тому, чтобы изменить ход войны, чем все остальные, затерявшиеся в поисках несбыточного

.

Ромен Гари Воздушные змеи Глава XXXVIII Я не видел Лилу несколько месяцев

.

Лето 1942-го было поворотным моментом в подполь ной борьбе: в одну только ночь в районе Фужроль-дю-Плесси «дьявол явился шесть раз» – согласно секретному коду это означало, что шесть раз с парашютом сбрасывали оружие, боль ше всего контактные мины, противотанковые ружья и минометы

.

Оружие надо было прятать за несколько часов

.

В Севане моего одноклассника Андре Фернена схватили с пятьюдеся тью зажигательными пластинками – он успел проглотить свою ампулу с цианистым калием

.

Сейчас все эти факты так широко известны, что о них забывают

.

В наших краях без конца шли обыски, и Ла-Мотт тоже не обошли – то ли кто-то указал на ферму, то ли гестапо чу яло в Амбруазе Флери естественного врага

.

Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 |

4

| 5 | 6 |

Книги, научные публикации

наверх